Младенец Фрей

Он мелко трепетал, бился – словно хотел выскочить из жгучей кожи… и я видел, как в дурном сне, и все это видели, как лопалась кожа, обнаруживая внутри под ней другую – розовую, нежную… нечто куда меньшее, чем Ленин, билось внутри его, распарывая оболочку. Ахнула, зажимая себе рот, Анна Ильинична, кто-то из женщин упал на пол, потеряв от страха сознание…

Голова Л., будто из нее изъяли череп, дергалась, сморщенная, и я сделал растерянный шаг ближе, чтобы помочь – не зная уж кому и чем. И тут сквозь лопнувшую на горле кожу прорвалась младенческая рука. Рука дергалась, разрывая кожу, – немного крови появилось на ней, но совсем немного.

Почему-то первой пришла в себя Н.К. Она оттолкнула меня, кинулась к дергающейся кукле и начала рвать кожу своего мужа, стараясь освободить из нее младенца, который выбирался из кокона, – я даже слышал, как рвалась, трещала живая кожа, мне стало так плохо, что я отступил назад и натолкнулся на лежавшую на полу Марию Ильиничну.

Младенец, испачканный кровью и лимфой, квакающий беззубым ротиком, бился в руках Н.К.

Анна Ильинична сорвала со стола белую скатерть – посыпались коробочки с лекарствами и шприцы, – они с Н.К. положили младенца в ногах мертвого, пустого Л., начали вытирать его, деловито и быстро, словно ждали именно этого исхода. Дмитрий Ильич подошел к двери.

– Там кто? – спросил он.

– Это я, Алексей, – ответил голос Преображенского.

– Больше никого?

– Осипов в столовой, – сказал он. – Врачи с ним.

– Жди, – сказал Дмитрий Ильич. – Никого не пускай.

Как будто поняв брата без слов, Н.К. и Анна Ильинична завернули младенца, который молчал, в скатерть, потом сняли с кровати сбитое к ногам одеяло.

Я ничего не понимал и не хотел ничего понимать – я был в тупом шоке.

– Сергей Борисович, – тихо сказал мне Дмитрий Ильич. – Вы сейчас вместе с Алексеем Андреевичем Преображенским отнесете ребенка во флигель. Света не зажигать. Вы отвечаете за жизнь ребенка. Ясно?

– Конечно, – сказал я покорно. – Конечно…

Преображенский, не задав больше ни вопроса, взял закутанного ребенка.

– Возьми на вешалке шубу, – сказала Анна Ильинична. – Я потом к вам приду. Надя останется здесь.

– А я позвоню в Кремль, – сказал Дмитрий Ильич. – Мне надо сказать, что Володя умер…

* * *

Мы просидели во флигеле Преображенского до утра. С нами была Анна Ильинична. Я осмотрел ребенка – это был физиологически нормальный новорожденный мальчик.

Как потом рассказал Дмитрий Ильич, Сталин и Семашко приехали вечером. Сталин никому не сказал в Москве, куда едет.

Н.К. показала ему бренную оболочку мужа. Она сказала ему, что от яда часть плоти Л. вылилась горячей водой… Если Сталин и не поверил, он не стал возражать. Он был поражен видом оболочки человека, с которым лишь вчера разговаривал. Он долго стоял возле кровати, но не дотрагивался до кожи – возможно, полагая, что Л. заразный.

Затем он сказал, что возьмет на себя все формальности.

Ночью я не спал – стоял у окна во флигеле Преображенского. Свет у нас не горел. Анна Ильинична сидела с младенцем, который хныкал и отказывался от пищи.

С утра к дому начали подъезжать машины с видными партийными и государственными деятелями. Мы почти не обсуждали, как и почему на наших глазах произошло чудо бегства от смерти. Мы не видели и не искали рационального объяснения. Важнее казалось сохранить в тайне младенца».

* * *

Лидочка отложила тетрадь. Бумага в тетради была старой, чернила кое-где стали серыми. Видно, Сергей писал эти страницы много лет назад.

В голове было пусто – не о чем спорить, нечему возражать.

Лидочка пролистала оставшиеся страницы и нашла еще несколько исписанных тем же почерком листков. Это был черновик неоконченного письма или статьи.

* * *

«Что же произошло с Лениным во время болезни? Он страдал долго, охваченный постоянным страхом не только за собственную жизнь, но и за судьбу своего детища – Советского государства, ради которого он и прожил на свете чуть более пятидесяти лет.