Младенца на трон! (СИ)

Минуту спустя дверь снова отворилась, и вошла Мария Воротынская в серебряном парчовом летнике, подбитом мехом, с длинными, до пола, рукавами. Жемчуг на воротнике и манжетах скупо поблескивал в лучах падающего из оконца света. Склонившись под низкой притолокой, она шагнула в комнату, бледная, дрожащая.

- Боярыня Марья Петровна! - Шереметев улыбнулся и, расставив руки, слегка, по чину, наклонил голову.

- Здравствуй, батюшка Федор Иванович.

- Благодарствую за милость, проходи, матушка, усаживайся. Вмале трапезничать станем, уж не побрезгуй.

Умоляюще сложив руки, Мария с тоской взглянула на Шереметева.

- Беда у меня, Федор Иванович. Только ты пособить могешь, не откажи, Христом Богом прошу.

- Господь с тобой, матушка, да что учинилось-то? Пожалуй вот сюда, на лавочку. Ну, будет, будет, а то уж я и сам испужался. Эй, кто там? Водицы принесите студеной! Садись, Марья Петровна, сказывай.

Боярыня села, дрожащими руками взяла принесенный холопом золоченый кубок, сделала пару глотков и глубоко вздохнула. Лицо ее было так бледно, что, казалось, живы лишь глаза, тревожные, молящие.

- Сынишка у меня пропал, Алешенька, - начала она. - Надысь гуляли с ним в Перешмышле, вдруг столб с неба золотой, а как рассеялся - мальчика-то и нету. Я уж все очи исплакала, Иван Михалычу моему в Москву весть послала. А вечор услыхала, будто живет у тебя чадо годов двух аль трех, дескать, нашел ты его где-то. Вот я и кинулась сюда, вдруг, мыслю, то мой Алешенька? Так поспешала, что и к Иван Михалычу не заехала, прямиком к тебе велела гнать.

Шереметев слушал и кивал, пряча под усами довольную улыбку. Выходит, не зря они на Воротынского думали, замазался боярин по самые уши.

"Ну ниче, мы тебя на чистую воду выведем".

- Так что? - тревожно спросила Мария, и Федор Иванович вздрогнул.

- А?

- Так аль нет? Нашел ты дитятю, батюшка?

- Ну да, ну да, как не найти. Тут он, живет у меня в палатах.

- Покажи мне его, умоляю, - воскликнула Воротынская и, соскользнув с лавки, упала перед Шереметевым на колени.

Федор Иванович в растерянности вскочил и принялся ее поднимать.

- Полно, полно, Марья Петровна, встань. Ну что ты, право? Вестимо, покажу, хошь, так прям сейчас и пойдем.

Обезумевшая от тревоги женщина смогла только кивнуть. Поддерживая ее под локоть, Шереметев повернулся к выходу. Но едва они сделали пару шагов, как дверь в крестовую палату распахнулась, и ввалился высокий тучный мужчина лет пятидесяти, в длинной шубе из золотой камки, обшитой драгоценными камнями. Обычно спокойный и степенный, сейчас боярин Воротынский был решителен и порывист, длинная борода торчала лопатой, глаза смотрели прямо и тревожно.

- Федор Иванович! - он коротко склонил голову. - Уж не осердись, батюшка, прознал я, что моя боярыня к тебе поехала, вот и приказал сюда править без оплошки.

Шереметев, который во времена Семибоярщины немало попортил Воротынскому жизнь, заискивающе улыбнулся.

- Батюшка Иван Михайлович, милостивец, полно, куда ж тут серчать. Марья Петровна сказывала, мол, сынок у вас пропал, эко горе. А у меня как раз мальчонка пришлый живет. Аккурат сейчас собираемся пойти, глянуть, авось, признает его боярыня.

Федор Иванович осторожно подтолкнул Марию к мужу. Тот подхватил ее под локоть и укоризненно сказал:

- Что ж ты, Марьюшка, ко мне сначала не приехала? Вместе-то сподручнее.

Женщина подняла на него виноватые глаза и тут же опустила их снова.

- Ступайте вперед, - распорядился Шереметев, - через сени посолонь^[6].

Минутой позже все трое без стука вошли в комнату, где Пьер сидел на лавке, водя пальцем по строкам толстого фолианта. Нужно было научиться понимать старинные буквы, узнать побольше местных слов, чем он втихомолку и занимался. Чей-либо визит был сейчас ох как некстати, и он поднял на гостей недовольный взгляд. Но на книгу в его руках никто не обратил внимания, все были заняты более важными мыслями.

Едва войдя, Мария заметила Пьера и беспомощно оглянулась на Шереметева.

- Это он? Он?

- Он самый, матушка. Признаешь?

Глаза ее закатились, она издала тихий стон и стала оседать. И упала бы, не поддержи ее Воротынский.

- О, Господи, - испугался Шереметев, - напасть-то какая. Агафья, Варвара, воды скорее!

Вбежали, засуетились слуги, брызгая в лицо боярыни. Она слабо охнула, открыла глаза, взглянула на Пьера и тихо заплакала.

- Алешенька… Он же должон тута быть… Где мой Алешенька?

- Здесь! - раздался властный голос, и все дружно обернулись.

В дверях стоял Дмитрий Пожарский, державший малыша, за его спиной маячил князь Трубецкой.

- Алешенька! Сынок! - воскликнула женщина, протягивая к нему руки.

- Э, нет, матушка, - отстранился Пожарский. - Спервоначалу обскажи, как всамдель было.

Мария испуганно перевела взгляд с него на мужа, закусила губу и разрыдалась.

- О чем ты, князь? - сурово нахмурился Иван Михайлович. - Аль винишь в чем Воротынских? Так сказывай то в глаза мне, а не боярыне!

- Погодь, Иван Михалыч, не серчай. Позволь Марье Петровне ответствовать, и сам все сведаешь.

Маленький Алеша вдруг протянул ручонки:

- Маменька!