- Дык к тому времени полвойска разбежится, в лагере зиму сидеть охотников мало. Да и урожай, поди, собирать надобно.
- Не сумлевайся, государь, по осени сдадутся ляхи.
- Нет, Дмитрий Михалыч, не сдадутся, а супротив того, Сапега еще защитников приведет, - вздохнул Петр и задумался.
"Ну да, все, как и было в реальности, ничего не изменилось. Ладно, исправлю эти досадные ошибки - и Смоленск будет взят. А потом попробую надавить на короля Сигизмунда… Как? Чем я могу ему грозить? Что про него знаю? Он хочет посадить сына на русский престол. Что еще? У него много детей, или, по крайней мере, будет много. Обожает жену, помнится, умрет от горя вскоре после ее смерти. Дети, жена… Кажется, скоро у него должен родиться сын… И после этого королева заболеет. Вот на чем можно его подловить! Рискованно, конечно, но попробовать стоит. А когда с поляками мир будет подписан, можно союзом с ними и шведам угрожать".
Между тем князь в отчаянии воскликнул:
- Да почто ж нам мириться, коли ломим? Ляхи-то затребуют, чтоб Владислав ихний царем русским звался. И помыслить жутко, сраму не оберемся, батюшка!
- Пусть себе, - беззаботно махнул рукой Петр. - Нам нынче не о чести, а о выживании государства думать надобно. Вот обрастем жирком, поднакопим силенок - тогда и займемся прочим.
Пожарский, с пунцовыми от стыда щеками, стоял перед царем и качал головой. Это что ж малец удумал-то?! Нет, совершенно невозможно делать ляхам столь унизительные уступки! Он решительно шагнул к трону.
- Воля твоя, государь, выслушай. Ты, хотя и Божий посланец, но дите малое, и в делах сих несмышлен. Дозволь боярам самим рассудить, не дай свершиться срамному миру.
- Чего ж ты, Дмитрий Михалыч, хочешь? Чтобы длилось великое шатание? Народу и без того едва не в половину убыло, дык и еще столько же на поле брани положить?! Я, хотя и в малом теле, но именем Господа сказываю. И все наперед ведаю.
- Да неужто? - рот у Пожарского приоткрылся сам собой. - Нешто ты будущность видеть могешь?!
- Вестимо. Откуда ж иначе я про бельских немцев услыхал? И все не так ладно, как ты, князь, себе мыслишь. Вон, новгородцы уже шведскому королевичу присягнуть вздумали. Сказываю - коли нынче не замиримся, пять годов землю кровушкой русской поливать будем - и все одно Смоленск и Чернигов ляхам уступим.
Честное, открытое лицо князя помрачнело, зубы сжались, на скулах заходили желваки. Было очевидно, что его раздирают сомнения: можно ли положиться на слово царя-младенца? верить ли?
Петр сел на свой мини-трон и протянул ему руку:
- Поди сюда, Дмитрий Михалыч.
Тот опустился на колени на ступеньку, и лицо его теперь было прямо напротив лица царя. Сжав его запястье, Петр проникновенно сказал:
- Верь мне, князь, я токмо счастия для земли русской желаю. Господь мне порукой - ничего худого не учиню.
Пожарский долго смотрел ему в глаза, потом медленно кивнул.
- Не сумлеваюсь, государь. И да поможет тебе Бог!
Облегченно вздохнув, Петр продолжил:
- Так что ступай да на Боярской думе настояние о мире обскажи. Пущай кондиции готовят. А мы с тобой на помощь князю Черкасскому двинемся, да пушки с мортирами прихватим.
Пожарский недоверчиво мотнул головой.
- Ужель ты, государь, самолично на Смоленск пойдешь?
"Чтоб я упустил возможность посмотреть, как воюют в семнадцатом веке? Как на моих глазах меняется история? Да ни в жизнь!"
- Пойду, князь. Город нам ох как надобен, опосля его сдачи ляхи посговорчивее станут. А как возьмем его, так и двинешься к ним с кондициями.
- Худой из меня переговорщик-то, государь. Ты лучше Иван Михалыча пошли, Воротынского.
Петр кивнул: он и сам планировал привлечь Воротынского. То, как боярин повел себя, узнав о проделках жены и шурина, не могло не вызывать уважения.
- Добро. Пущай зайдет, сам его наставлю.
Пожарский вдруг усмехнулся в усы, тепло и ласково глядя на царя.
- Чего ты?
- Прости, государь, - пожал плечами князь. - Все никак не могу привыкнуть, что малец такие умные речи ведет.
Представив, как выглядит со стороны карапуз, поучающий государственного мужа, Петр рассмеялся весело и заливисто. Его звонкому смеху вторил могучий хохот Пожарского.
[20] Старое название Чистых прудов.
[21] Имеется в виду подарок шаха Аббаса царю Михаилу Романову в 1625 году - фрагмент Ризы Господней.
Глава 20
Вот уже две недели, как Ермолай Пугало присоединился к войску Заруцкого. Не то, чтоб его манила казачья вольница, нет. Он предпочел бы остаться в Москве, но кто-то из товарищей мимоходом упомянул, что видел в городе Акимку Рыжего и Николу Роговца, собутыльников, с которыми Ермолай вломился в тот проклятый вечер в дом девчонки. Эх, а ведь он надеялся, что дружки его сгинули в пламени смуты…