Младенца на трон!

— Цари-ице моя Преблага-ая, надеждо моя Богороди-ице, прия-ятелище си-ирых и странных предста-ательнице, скорбя-ащих ра-адосте, обидимых покрови-ительнице…

— Батюшки, Петруша, куды ж ты в исподнем-то? — воскликнул Васька, сгреб Пьера и потащил обратно в комнату.

— Никак наше чадо самодержцем выбрали, — ахнул им вслед Филимон.

Страж посадил малыша на лавку и взмолился:

— Посиди здесь, Петрушенка, не балуйся. А я быстренько сведаю, что там учинилось.

Он метнулся было к двери, но в это время в сенях послышалась возня, и через мгновение в комнату ввалился Шереметев. Федор Иванович поклонился в пол и произнес:

— Государь…

Пьер открыл рот от неожиданности, а боярин между тем продолжал:

— Не изволишь ли одеться, государь? Вся земля русская ждет припасть к твоим стопам.

Он оглянулся, сделал кому-то знак, и в комнату сквозь собирающуюся толпу челяди протиснулась Варвара с парчовой одеждой в руках.

Сердце Пьера скакнуло. "Государь?! Неужели меня наконец выбрали?! Сработало! Теперь я глава проекта! Ну что, мсье Ферре, сделал я вас?!"

Мамка между тем упала на колени и стукнулась лбом о половицу:

— Государь-батюшка!

Пьер бестолково смотрел на нее, а Варвара встала и подошла поближе. Шереметев тут же выгнал всех их комнаты, закрыл дверь, и из сеней послышался его голос:

— Государь облачаться изволят.

Пока нянька одевала Пьера, снова вошли какие-то люди и, предварительно бухнувшись на колени, положили на лавку детскую соболью шубейку, шапку на меху и сафьяновые сапожки.

И через десять минут Пьер, одетый по-царски, уже вышел на высокое крыльцо. Рядом, раздуваясь от важности, стоял Шереметев, а внизу, у лестницы, разлилось людское море.

Седой старец в вышитой шапке выступил вперед и произнес:

— Государь!

Все, и столпившиеся во дворе, и оставшиеся на улице, разом опустились на колени, не обращая внимания на грязь и снег.

— Митрополит Казанский Ефрем, — старец приложил руку к груди, показывая, что это он и есть, — и архиепископы, и епископы, и архимандриты, и игумены, и честных монастырей старцы, и бояре, и окольничие, и чашники, и стольники, и стряпчие, и дворяне, и приказные люди, и дети боярские, и головы стрелецкие, и сотники, и атаманы, и казаки, и стрельцы, и всякие служилые люди, и гости московские, и торговые люди всех городов, и всякие жилецкие челом тебе, государь, бьют. Ибо ведомо, что на Руси царский корень пресекся, и по общему земскому греху учинилась в Московском государстве рознь. Иноземцы злым умыслом царствующий град разорили и святые церкви осквернили. Но по милости Божией боярин и воевода князь Трубецкой да стольник и воевода князь Пожарский со многими ратными людьми Москву от ляхов очистили, и ныне церкви православные в былую лепоту облеклись, и имя Божие в них славится по-прежнему. Но царский престол вдовеет. А без государя нам всем ни на малое время быть неможно.

Пьер слушал этот поток слов, пытаясь ничего не упустить. Он уже вполне освоил старорусский, и понимал почти все. Но только сейчас осознал, как это непросто — быть царем. Нужно выслушивать длинные речи, участвовать во всем этом официозе, прилежно исполнять правила.

— И из замосковских, из поморских, из северских и из украинных городов всяких чинов выборные люди съехались, — продолжал между тем Ефрем, — дабы на соборе Земском сведать о том, кому благоволит Бог на Московском государстве. И февраля в 21 день пришли мы в церковь к Пречистой Богородице честного и славного ее Успения и просили всей землей с великим молением и воплем, чтобы всемилостивый Бог объявил, кому быть на Руси государем царем. И даровала нам Заступница Небесная знак, явив из иконы своей Владимирской древнее пророчество. И аки в сем пророчестве писано, так и склоняемся мы пред самодержцем нашим, царем и великим князем и преславным посланцем Господним, Петром Федоровичем, дабы вечно Русь предо всеми государствами аки солнце сияла и на все стороны ширилась.

"Почему это я Федорович, — удивился про себя Пьер, — уж не усыновил ли меня Шереметев? Вот хитрец, никак в регенты метит!"

— И просим мы у всемилостивого Бога и Пречистой Богоматери за царево и великого князя Петра Федоровича многолетие. И поем молебны со звоном, дабы Господь отвратил от нас свой праведный гнев и подал бы тебе, государю нашему Петру Федоровичу всея Руси, здравье против недругов и на всех неприятелей победу и одоление, дабы христианскую нашу землю в мире, тишине и благоденствии устроил.

К этому моменту Пьер откровенно заскучал. Он ненавидел собрания и встречи, на которых не обсуждалось ничего нового, лишь повторялось уже известное. Вот и сейчас митрополит говорил только то, что Пьер уже знал.

Приятно было сознавать, что его маленькую хитрость они приняли за "древнее пророчество". Интересно, почему древнее? Ведь Антоний, которым Пьер подписался, жил лет пятьдесят назад. Впрочем, при их продолжительности жизни полвека, наверное, огромный срок.