Младшая сестра

— Эй, п-п-подождите! Я ведь сильно рискую, давая номера этих крошек. Помощнику бутафора легко могут дать по шее.

Я молча ждал.

— Вместе с номером идет и адрес, — проскулил Пеория, перестав заикаться.

— Пять баксов, — сказал я. — Адрес у меня уже есть. И без торговли. Не думай, что ты единственный деляга на студии, продающий незарегистрированные телефонные номера…

— Ладно, — устало согласился он и пошел за записной книжкой.

Заика и левша. Но он заикался только тогда, когда не волновался. Вернувшись, он дал мне номер телефона, начинающийся, конечно, с «Крествью». Если у вас в Голливуде номер не начинается с «Крествью», то вы ничто.

Набирая номер, я приоткрыл дверь стеклянной парилки, впустив немного прохладного воздуха. Через две-три секунды в трубке раздался протяжный сексуальный голос:

— Да-а-а.

— Попрошу мисс Уэльд.

— Кто это говорит?

— Мне нужно доставить мисс Уэльд рекламные фото из студии Уайти.

— Уайти? Кто такой этот Уайти, амиго?

— Главный рекламный фотограф на студии, — ответил я. — Разве вы не знаете? Я нахожусь рядом с домом мисс Уэльд, скажите мне только номер квартиры.

— Мисс Уэльд принимает ванну.

Женщина рассмеялась, вероятно, серебристым смехом, но в телефонной трубке звуки смеха походили на звон разбитых блюдец.

— Но вы, конечно, можете принести фото. Уверена, она умирает от желания увидеть их. Квартира четырнадцать.

— Вы тоже будете там?

— Непременно. А почему вы спрашиваете об этом?

Я повесил трубку, вышел на свежий воздух и спустился с холма. Парень в бриджах все еще сидел в «ланции», но один «кадиллак» исчез, зато ряд машин пополнился двумя «бьюиками» с откидным верхом. Я нажал кнопку рядом с номером квартиры четырнадцать и прошел через дворик, где один фонарь освещал пурпурную китайскую жимолость, а другой — большой бассейн с жирными золотыми рыбками и круглыми листьями водяных лилий. Сами цветы закрылись на ночь. Во дворике были две каменные скамьи и небольшой газон. В целом дом выглядел не особенно респектабельно. Квартира четырнадцать находилась на втором этаже.

Я позвонил, и дверь открыла высокая смуглая девушка. Слово «сексуальная» было весьма слабым определением для нее. Она была в бриджах угольно-черных, как ее волосы, в белой шелковой блузке и алом шарфе, свободно повязанном на шее. Но ее губы были ярче этого шарфа. Она держала длинную коричневую сигарету в крошечных золотых щипчиках. Ее черные волосы разделялись прямым пробором, белым как снег, и на плечах, по сторонам тонкой белой шеи, лежали блестящие тугие косы, каждая из которых завязана крошечным алым бантиком, хотя время, когда она была девочкой, давно прошло.

Она быстро взглянула на мои пустые руки: рекламные снимки обычно слишком велики и не помещаются в карманах.

— Мне нужна мисс Уэльд, — сказал я.

— Можете передать фото через меня.

Тон ее был холодный и вызывающий, но глаза говорили совсем другое. Она была тверда, как стальной клинок.

— Простите, но я должен передать лично мисс Уэльд.

— Я же сказала вам, что она принимает ванну.

— Я подожду.

— А вы уверены, что не забыли захватить с собой снимки, амиго?

— Уверен.

— А как вас зовут?

В конце этой короткой фразы ее голос смягчился и стал похож на ласкающее прикосновение. Улыбка слегка приподняла уголки ее губ.

— Ваш последний фильм был потрясающий, мисс Гонзалес.

Улыбка блеснула как молния и преобразила ее лицо, тело ее затрепетало от удовольствия.

— Он ужасен, — вымолвила она. — Вы сами прекрасно знаете, что он ужасен.

— Никакой фильм с вашим участием не может быть ужасным, мисс Гонзалес.

Она посторонилась, пригласив меня войти.

— Мы должны выпить, — заявила она. — Я обожаю лесть, какой бы грубой она ни была.

Я вошел. Я бы ничуть не удивился, увидев револьвер в заднем кармане ее бриджей. Она встала так, что, входя в квартиру, мне пришлось коснуться ее груди. Брюнетка была похожа на Тадж-Махал при лунном свете. Закрыв за мной дверь, она протанцевала к портативному бару.

— Выпьете шотландского? Или, может быть, лучше коктейль?

— Благодарю. Шотландского.

Она приготовила два «хайбола» в огромных бокалах. Я опустился в кресло, обитое ситцем, и осмотрелся по сторонам. Гостиная выглядела довольно старомодно. В ней был ложный камин с мраморной облицовкой и газовой топкой. Штукатурка потрескалась, на стенах висели какие-то картины диких расцветок. В комнате стоял черный облупленный «Стейнвей». В углу висело двуствольное ружье с красивым резным прикладом, на его дуле был завязан белый атласный бантик. Голливудское остроумие.

Смуглая леди в бриджах подала мне бокал и присела на ручку моего кресла.

— Если хотите, можете называть меня Долорес, — проворковала она и сделала хороший глоток из своего бокала.

— Благодарю.

— А как мне вас звать?

Я усмехнулся.

— Я прекрасно знаю, что вы лжете, — сказала она, — и у вас в карманах нет никаких снимков. Не считайте только, что я сую нос в ваши личные дела.

— Правда?

Я отпил пару глотков.

— А какую ванну принимает мисс Уэльд? С обычным мылом или с аравийскими благовониями?

Брюнетка взмахнула коричневой сигаретой в золотых щипчиках.