— Аликс… дорогая… это ты? — медленно произнесла Варони. Ее голос был тихим. Казалось, он долетал откуда-то издалека.
— Да, мама. — Девушка вновь поцеловала ее. — Милая мама, это я, Аликс.
— Ты не должна плакать.
— Я не плачу. Тебе вредно разговаривать.
Варони вновь вымучила слабую улыбку.
— Я… в порядке… все хорошо. — Она помолчала. — Но я никогда… не смогу… петь.
— Глупости, — поспешила заверить ее Аликс. — Ты будешь петь еще многие, многие годы.
— Нет. — Ответ Нины был едва слышим. Она словно задумалась, потом с тревогой позвала: — Дитер…
— Я здесь, herzchen. — Морлинг подошел и взял ее за руку.
На лице Варони вдруг появилось выражение триумфа.
— Они никогда… не смогут… сказать: «Ее голос слабеет… она стареет, бедняжка».
Аликс нежно погладила мать по волосам.
— Они скажут… — продолжила Нина, и ее голос окреп. — Они скажут: «На пике славы… она ушла со сцены… ради личной жизни. Мы никогда больше не услышим ее прекрасного голоса».
Нина умолкла и закрыла глаза. Но ее лицо освещала по-детски гордая улыбка.
Девушка посмотрела на мать, не зная, что делать, — плакать или смеяться. И тут она все поняла. Варони права. Она выиграла битву со временем. Нина не познает горечь неудачи. Она приняла решение, которое принесло мир в ее душу. Нина Варони ушла с поля битвы с гордо реющим знаменем.
— Нам лучше уйти, милая. Нина уснула.
Аликс наклонилась и нежно поцеловала мужественную женщину. Затем с отцом вышла в коридор. Он обнял дочку за плечи и провел в гостиную.
— Это правда, что у нее голос пропал? — прошептала Аликс.
— Вероятно. — Морлинг говорил спокойно. — Она сильно пострадала и не сможет больше дышать с частотой, необходимой оперной певице.
— А-а. — Девушка прижалась щекой к теплому плечу отца. — Должно быть, тебе очень грустно. Ты так любил ее голос.
— Да, — тихо произнес тот. — Я любил ее прекрасный голос. Но ее я люблю еще сильнее. — И хитрая улыбка изменила его уставшее лицо. Оно словно просветлело, морщины разгладились. — Вот в чем разница, Аликс. Другие любили только голос. Мы же с тобой, дитя мое, любим ее.