— Провести последние годы в тепле и комфорте на груди преданных родственников? — сладким голоском продекламировала Кейт. Ее смешок больше походил на кашель. — Ты романтик, Крессида. Ты смотришь на мир через розовые очки. Чего в твоей семье никогда не бывало, так это именно тепла и комфорта. Все подчинено амбициям. Я сама была когда-то такой же, однако сейчас кое-что уже поняла…
Вернувшись в поместье, Кресси мечтала только о том, чтобы поплавать и хоть чуть-чуть восстановить силы.
— Вы выглядите усталой, — заметил Николас, вставая с шезлонга, где он нежился на солнышке со стаканом освежающего напитка.
— У меня было ужасное утро.
— Тогда поплавайте, а я вам налью чего-нибудь расслабляющего.
Проплыв всю длину бассейна несколько раз, Кресси почувствовала себя новым человеком.
— Наверное, я так раскисла от жары. Обычно я никогда не чувствую себя такой разбитой в первой половине дня, — сказала она, поднимаясь по ступенькам бассейна и отжимая мокрые волосы.
Глаза Николаса были скрыты за темными очками, но она все-таки почувствовала оценивающий взгляд, быстро подхватила со стула банное полотенце и несколько раз обернула его вокруг себя.
— Усталость в это время дня — самое обычное явление для приезжающих в наши края. Рекомендую вам немного вздремнуть.
То, как он это сказал, заставило ее почему-то подумать не о сне, а о занятии любовью. Кресси вздрогнула.
— Уж не простудились ли вы? — Николас моментально вскочил со стула и положил ладонь ей на лоб.
Всей кожей почувствовав приближение его полуобнаженного тела, она быстро сказала:
— Все в порядке… мне уже лучше. — Усаживаясь в кресло рядом с его шезлонгом, она поинтересовалась: — Когда вы проснулись?
— Почти в полдень. У меня странный распорядок дня, когда я пишу. Каталина уже привыкла и не бунтует. А почему у вас утро было таким ужасным?
— Сама того не желая, я спровоцировала гневную тираду Кейт. Видимо, она разочарована в феминистском движении. Долгие годы это было ее религией. Теперь она потеряла свою веру, а поплакаться некому. Сегодня все эти эмоции неожиданно выплеснулись наружу, и я даже не знала, как себя вести.
— Так как вы в результате с этим справились?
— Неважно, — призналась Кресси. — Стараясь успокоить ее, я только подливала масла в огонь. Она беспокоит меня. Когда люди теряют смысл своего существования, они готовы на отчаянные поступки.
— Вы думаете, она может наложить на себя руки?
— Не знаю. В больнице, конечно, нет. Но если не останется ничего, за что она может уцепиться… — на этом голос Кресси оборвался. — Я не должна обрушивать все это на вас. Вы сейчас заняты своей книгой, и вам не до моих проблем.
— Я сильный. Могу взять на себя и ваши проблемы, Кресси.
Кресси не знала, что и думать по поводу услышанной фразы.
Николас заметил ее смущение и сам удивился: только что сказанное им было правдой. Опыт научил его, что лучше держаться подальше от чужих проблем, но к Кресси это никак не относилось — ему хотелось стереть с ее лица все печали и горести. Она любит опекать бездомных спаниелей, а он… Между ними явно существовала телепатия, потому что Кресси вдруг приподнялась в кресле, воскликнув:
— А как же Звезда? Она все еще в сарае? Боже мой, я совсем о ней забыла!
— С ней все в порядке. Каталина ее выпустила. Она еще недавно лежала у скамейки в дальнем конце террасы. Если я свистну, может быть, она прибежит, — с этими словами он свистнул.
Кресси расслабилась и перевела взгляд на арку, в которой должен был появиться на свист спаниель. Николас тем временем любовался длинными стройными ногами Кресси и мечтал убедить ее принять прописанное им «лекарство» у него в спальне. Но даже если бы она того возжелала, ситуация осложнялась тем, что теперь он знал, кто она.
У него уже были неприятности с одной из сестер Вейл. Не исключено, что Анна до сих пор имеет на него зуб. Что же касается его самого, он с большим трудом вспомнил ее имя. Пока что он не видел смысла говорить об этом Кресси. Похоже, она ничего не знает. Будучи намного младше сестры, Кресси навряд ли посвящена в секреты ее весьма свободной личной жизни.
Любопытным было то, что в таком окружении Кресси умудрилась вырасти пуританкой. Или хотела таковой казаться. По сравнению со своими сестрами, привлекательность которых достигалась умелым использованием и демонстрацией весьма средних внешних данных, эта девушка была великолепна, но, кажется, не подозревала об этом, лишенная тщеславия.
Кресси ассоциировалась у него с девочкой из известной сказки — можно было провести четкую параллель между ситуацией, в которой оказалась Кресси, и историей Золушки. Правда, сестры Кресси не были дурнушками, а вместо жестокой мачехи у нее была эгоистичная мать, но все же сравнение с Золушкой было очень подходящим. Хотя Прекрасный Принц вполне мог появиться в жизни Кресси, Николас не видел себя в этой роли. Он давно уже понял, что его образ жизни несовместим с серьезными отношениями с женщиной. Если бы она была более сговорчивой, они могли бы прекрасно проводить время. Но о серьезных обязательствах не могло быть и речи.