Младшая сестра

Дадаш запер ворота и поспешил вслед за ними. Баджи увязалась за отцом. Идя на почтительном расстоянии от заведующего, Дадаш жестами грозил дочери: иди домой! Но Баджи делала вид, что не замечает, и, не спуская глаз с приезжих, продолжала идти следом.

Подойдя к высоким белым цилиндрам толуоловой установки, приезжие замедлили шаг и вынули портсигары. Заведующий услужливо поднес им зажженную спичку. Баджи удивилась: известно, что на заводе курить запрещено; еще вчера заведующий уволил рабочего, замеченного с папиросой. Но приезжие курили, спокойно выпуская клубы дыма, не страшась заведующего. Очевидно, важные это были люди.

Баджи не ошиблась.

Один из них — член правления фирмы — прибыл в Баку из Петрограда для проведения на заводе ряда важных нововведений: шел 1915 год, завод приступал к изготовлению из нефти толуола для производства взрывчатых веществ на нужды армии. Второй — управляющий бакинской городской конторой — сопровождал члена правления.

Они долго осматривали завод.

Перед тем как уйти, член правления окинул взглядом высокие белые цилиндры и произнес, понизив голос:

— Есть основания опасаться поджогов… Будьте бдительны.

— Мы примем меры, — учтиво ответил управляющий. Он повернулся к заведующему и распорядился: — Никого из посторонних на территорию завода не допускайте. За нарушение — увольняйте без разговоров.

— Слушаюсь! — сказал заведующий и, стремясь показать свою исполнительность, тут же подозвал сто рожа. — Без моего разрешения никого, кроме рабочих, на завод не пропускай. Понял?

— Баш уста́, господин заведующий! — поклонился Дадаш.

— Что он сказал? — поинтересовался член правления.

— Говорит: ваше приказание понесу на голове, — перевел заведующий.

— На голове?

— По-ихнему это значит: так точно! — пояснил заведующий.

Член правления взглянул на Дадаша. Тот стоял в почтительной позе, держа папаху в руках. Лысая голова Дадаша была покрыта каплями пота.

— Это наш старый сторож — Дадаш, — сказал заведующий тоном, каким взрослых знакомят с детьми — одновременно поощрительным и снисходительным.

Дадаш смущенно заулыбался.

— Будем знакомы! — улыбнулся в ответ член правления и направился к фаэтону.

Заулыбалась и Баджи: ай да отец — с какими людьми разговаривает!

Пыль неслась за фаэтоном, увозившим гостей. Ушел в заводскую контору заведующий. Вернулся к воротам Дадаш. Пора было и Баджи возвращаться к постели матери.

«Мне жарко… Мне холодно… Дай пить…» — вспомнила Баджи с досадой.

К дому Баджи шла нехотя. Все привлекало ее внимание: воробьи, слетевшиеся на конский помет, кошка, шмыгнувшая за угол кочегарки, палка, лежащая на пути… У дверей кочегарки Баджи остановилась: большой огонь, во много раз больший, чем в кухонной плите, гудел, метался в топках-

— Не убежит? — спросила она кочегара, показывая на огонь.

— Не убежит, — спокойно ответил кочегар. — А убежит — вот кто поймает. — Он тронул веревку пожарного колокола.

Эта веревка поймает огонь? Странные вещи говорит кочегар. Обманывает, наверно! Баджи подошла к колоколу, стала на цыпочки, потянулась рукой к веревке.

— Укусит! — припугнул кочегар.

Баджи выбежала из кочегарки, помчалась не оглядываясь к кирпичной трубе.

— Эх ты, трусиха! — смеялся ей вслед кочегар.

Издали труба казалась тонкой, но Баджи знала: стоит приблизиться, и труба станет такой толстой, что не обхватишь ее двумя руками. Здесь, за толстой кирпичной трубой, Баджи считала себя в безопасности.

Закинув голову, смотрела Баджи, как, сужаясь, уходит труба в далекое небо — туда, где обитает аллах. И когда облака, гонимые ветром, неслись над трубой, кружилась у Баджи голова, и казалось, что валится на нее верхушка трубы на фоне обманчиво недвижных облаков…

Приятно средь жаркого дня бродить по тенистым ущельям между резервуарами, чувствовать себя крохотной среди этих железных громад. Сколько в них нефти, керосину? Наверно, целое море.

— Куда ты? — услышала вдруг Баджи голос отца. — Иди домой!

«Мне жарко… Мне холодно… Укрой меня…»

Баджи упрямо шагала не оборачиваясь.

«Без моего разрешения никого, кроме рабочих, не пропускай», — звучал в ушах Дадаша приказ заведующего, и Дадаш обязан был неукоснительно выполнять его. Но в тот момент, когда длинные руки Дадаша готовы были схватить непокорную дочь, она шмыгнула за резервуар.

Баджи ринулась вглубь ущелья, к пролому в заводской ограде, где проходили чугунные трубы, иг распластавшись на земле, как ящерица, скользнула в пролом.

Железные листы резервуаров и каменная ограда скрыли Баджи от Дадаша. Он обозлился и закричал во весь голос:

— Попадись только мне в руки!..

Но Баджи уже в самом деле не слышала его — она была на пустыре.

«Пошла вон!»

Полуденное солнце палило. Земля на пустыре рассохлась и посерела, и лишь местами, возле скреплений труб, пересекавших пустырь, чернели лужицы от просочившейся нефти. Возле одной из них сидел на корточках человек.