Младшая сестра

— Ана-ханум велела, чтоб я забрала миску, — отвечает Баджи.

— Скажи, что я сам принесу! — говорит Шамси, и в словах его звучит угроза.

Два арбуза в одной руке

Шамси швыряет миску в Ана-ханум. Недоеденные пирожки разлетаются, шлепаются на пол.

— Змея! — кричит он. — Смотри, чем ты меня кормишь!

Ана-ханум ловит пирожок на лету, надкусывает, сосредоточенно жует. Что-то хрустит у нее на зубах. Сомнения нет — песок! Досада охватывает старшую жену: все труды пошли прахом.

Шамси испытующе смотрит на Ана-ханум. Та мужественно доедает пирожок.

— Тебе показалось, уважаемый, — говорит она с притворным удивлением. — Пирожки — хорошие. Но, может быть, дурной глаз, чтоб отравить тебе удовольствие, проник в пирожок.

— Змея ты! — не может успокоиться Шамси. — Из-за тебя болею. Вот прогоню тебя из дому — тогда узнаешь, как сыпать песок мужу в пищу…

«Дурной глаз, конечно, дурным глазом. — размышляет Ана-ханум. — Но кто все же подсыпал песок, кто? Друг песку не подсыплет, надо, значит, искать среди врагов. Это Ругя, конечно, Ругя!»

Но тут старшую жену охватывает сомнение: ведь пирожки ни на минуту не оставались без присмотра, и Ругя, по правде говоря, их даже не видала.

«Значит, Ругя, проведав о пирожках, подучила девчонку, а та и подсыпала, — с легкостью разрешает свои сомнения Ана-ханум. — Из одного гнезда птички — недаром полдня торчит бездельница-девчонка в комнате у этой Семьдесят два!»

Ана-ханум зовет Баджи,

— Вот тебе пирожок! — говорит она, награждая Баджи увесистой оплеухой.

Баджи еле удерживается на ногах.

«Ах ты, старая ведьма!..» — едва не вскрикивает Баджи, хватаясь за щеку.

— Вкусно? — злорадно опрашивает Ана-ханум, глядя, как Баджи потирает щеку.

На другое утро, едва Ругя переступает порог кухни, Ана-ханум кричит:

— Эй ты, Семьдесят два, не подходи к горшкам!

— Плюю я на твои горшки! — спокойно отвечает Ругя.

— Без горшков не проживешь, а без твоей чертовой мастерской до самой смерти прожить можно.

— То-то я вижу, что ты на старости лет засела за станок, — усмехается Ругя.

— Ну и ты без горшков не обходишься — подсыпаешь в чужие горшки песок.

— Чтоб глаза твои засыпало песком, клеветница! — не выдерживает Ругя.

— А ты вот посмей еще раз зайти в кухню — так я тебя!.. — визжит Ана-ханум, хватаясь за кухонный нож.

Младшая жена покидает кухню. Отношения между женами прерваны. Война объявлена.

Спустя несколько дней Баджи видит, как из комнаты Ругя, озираясь и пряча что-то за пазухой, выходит Фатьма.

— Ты зачем туда ходила? — спрашивает Баджи подозрительно: младшая жена ушла в лавку за шерстью, и Фатьме здесь делать нечего.

— Не суй свой нос куда не следует! — отвечает Фатьма дерзко.

— Твой-то, видно, длинней! — немедля парирует Баджи: она теперь за словом в карман не лезет — пример старших женщин заразителен.

Вернувшись домой и сев за станок, Ругя обнаруживает, что на готовой части ковра, где вытканы цветы и птицы, выпадают узелки. Неужели она задела их, когда обрезала ножницами концы узелков? Не может этого быть! Ругя внимательно осматривает ткань ковра, основу и вдруг издает вопль — оказывается, неведомая рука полоснула ножом по ткани.

Прибежавшая на этот вопль Баджи рассматривает испорченные узоры. Нет больше птиц и нет цветов. Как жаль Ругя!

— Это длинноносая сделала, — шепчет Баджи плачущей Ругя.

Та хватает деревянную колотушку, мчится на кухню.

— Ты чего воешь, как кошка в новруз? — встречает ее Ана-ханум с ядовитой ухмылкой. — Чего-нибудь весеннего захотелось?

Ругя молча кидается на Фатьму с колотушкой, но Ана-ханум преграждает ей путь, вцепляется в волосы. Завязывается драка.

Стоя в сторонке, Баджи с интересом наблюдает: а ну, кто кого?

Ругя оказывается сильней. Она явно одолевает своих противниц.

— Баджи! — кричит Ана-ханум, запыхавшись, — Бей ее, бей эту Семьдесят два! Приказываю тебе!

Баджи стоит, не зная, как быть: она не смеет ослушаться старшей жены, но и не смеет, не хочет поднять руку на младшую.

Сомнения ее разрешает Шамси, привлеченный на кухню шумом схватки.

— Чертовы бабы! Не дадут минуты покоя! — ворчит он. — А ну, Баджи, принеси ведро воды!

Шамси окатывает дерущихся холодной водой. Ругя ловко увертывается, а Ана-ханум становится мокрой с головы до ног. Баджи довольна.

Принеси еще! — командует Шамси, видя, что жены не унимаются.

Операция повторяется. Однако разнять женщин не удается.

— Принеси аршин! — приказывает Шамси.

«Что-то будет!» — весело смеется Баджи, со всех ног спеша за металлическим аршином, которым Шамси обычно меряет ковры.

Шамси бесстрастно бьет женщин по мягким местам. Когда крепкий удар достается Ана-ханум, Баджи едва сдерживает себя от восторга.

«Так ей и надо! Это аллах ей воздает за то, что дала мне плюху!»

Наконец Шамси удается разнять женщин.

«Шайтан их разберет, этих баб, кто из них прав! — размышляет он, попивая чай в своей комнате, в то время как жены, сняв мокрые платья, ворча, ощупывают избитые места. — Не мужское это дело — разбираться в их спорах!»