Младший брат

И мне нравится состояние опьянения. Но не нравится состояние похмелья, а оно наступает каждый раз, когда я выпью. Хотя, возможно, виной тому вся эта смесь, которую подают в керамических волкано.

Однако нельзя приглашать народ на тусовку и не выставить хотя бы ящик-другой пива. Тебя не поймут. Надо же как-то подогреться, расслабиться. Конечно, иногда люди делают глупости от переизбытка пива, но среди моих приятелей автовладельцев замечено не было. Человеческой натуре по жизни свойственен идиотизм, а все остальное — пиво, травка и прочее — лишь сопутствующие факторы.

Мы с Джолу открыли по пиву — «Анкор Стим» для него и «Бад Лайт» для меня — и чокнулись бутылками, усевшись на большой камень.

— Ты назначил своим в девять? — спросил я Джолу.

— Ага.

— Я тоже.

Некоторое время мы пили в тишине. Среди наших припасов «Бад Лайт» содержал меньше всего алкоголя. Сегодня мне понадобится трезвая голова.

— Тебе когда-нибудь бывает страшно? — снова спросил я Джолу.

Он повернулся ко мне.

— Нет, чувак, мне не бывает страшно. Мне страшно всегда. Страшно с той минуты, как взорвалась бомба. Зато мне бывает так страшно, что я боюсь вылезти из-под одеяла.

— Тогда зачем ты занимаешься этим?

Джолу усмехнулся.

— Вон ты к чему. Может, я и перестану заниматься этим, и довольно скоро. То есть мне прикольно помогать тебе. Просто здорово. Я никогда в жизни не участвовал в таком важном деле. Но, Маркус, братишка, я должен сказать тебе…

Джолу запнулся и замолчал.

— Что? — Я догадывался, какое признание сейчас последует.

— Я не могу заниматься этим, — решился Джолу. — Ну, еще месяц, может, протяну, но не больше. Я выдохся. Это слишком опасно. Надо быть шизанутым, чтобы пытаться опустить ДНБ. Реально, конкретно шизанутым!

— Ты говоришь прямо как Ван, — сказал я с невольной горечью в голосе.

— Нет, послушай, я не качу на тебя бочку, ты не думай! — горячо заверил меня Джолу. — Наоборот, я тебя очень уважаю, ты гигант! А я слабак. Но не могу так больше, хоть убей!

— Так что ты решил?

— Я решил завязать. Буду жить, как обычные люди, и ждать, когда все нормализуется само собой. Снова начну пользоваться Интернетом, а в икснет буду залезать только ради игр. То есть я решил завязать. Больше я с тобой не работаю.

Я не знал, что сказать, и промолчал.

— Я понимаю, что типа бросаю тебя, — опять заговорил Джолу. — Мне от этого не сладко, поверь. Я бы хотел, чтоб мы с тобой вместе завязали. Ты не можешь вести войну против правительства США. Ты обречен на поражение. Стену головой не прошибешь, сколько ни бейся.

Он хотел услышать от меня что-нибудь в ответ. Мне хотелось сказать ему: «Черт тебя подери, Джолу, и спасибо за то, что бросаешь меня! Ты, конечно, забыл, каково нам было, когда нас забрали дээнбисты? Ты забыл, какой была наша жизнь до того, как они пришли и все поломали?» Но Джолу хотел услышать от меня совсем другое. Он хотел услышать от меня то, что услышал:

— Я все понимаю, Джолу. И уважаю твой выбор.

Джолу допил свое пиво, достал из кулера новую бутылку и отвернул пробку.

— Ты еще не все знаешь, — сказал он.

— Вот как?

— Не хочется говорить об этом, но тогда ты лучше поймешь, почему я так поступаю.

— Что еще, Джолу, что?!

— Мне жутко не хочется говорить об этом, но ты белый. А я — нет. Белые попадаются с кокаином, и их направляют на лечение. А если у коричневого при обыске найдут крэк, его засадят в тюрьму на двадцать лет. Белые при виде копов на улице чувствуют себя в большей безопасности. Коричневые видят копов на улице и ждут, что их сейчас станут обыскивать. Когда мы засыпемся, ДНБ отнесется к тебе и ко мне по-разному. У нас в стране закон был, есть и будет против таких, как я.

Мне было обидно выслушивать от Джолу эти несправедливые слова. Я не выбирал себе цвет кожи и не чувствовал себя более крутым из-за того, что родился белым. В то же время я понимал, о чем говорит Джолу; когда в Мишн-дистрикт копы останавливают прохожего и просят предъявить документы, то, вероятнее всего, этот человек не белый. Как бы я ни рисковал, Джолу рисковал больше меня. И как бы строго меня ни наказали в случае провала, Джолу накажут строже.

— Не знаю, что и сказать, — пробормотал я.

— А тебе и не надо ничего говорить, — ответил Джолу. — Я просто хотел, чтобы ты знал и понимал меня.

Я увидел, как по тропинке вдоль берега к нам приближаются люди. Это были друзья Джолу, два мексиканца и девушка, которая встречалась мне и прежде, — невысокая, прикольная на вид, постоянно в аккуратных очках в черной оправе в стиле Бадди Холли; они делали ее похожей на героиню кинофильма для подростков, всеми отверженную студентку художественного колледжа, которую в итоге постигает ошеломительный успех и всеобщее признание.

Джолу представил меня и угостил их пивом. Девушка отказалась от пива, достала из сумочки серебряную фляжку с водкой и предложила мне. Я сделал глоток — очевидно, надо долго практиковаться, чтобы развить в себе вкус к теплой водке — и похвалил фляжку с выгравированными на ее поверхности персонажами из видеоигры «Рэпер Параппа».