— Я, наверное, знаю, в чём дело, — отозвался Антон. Он, отжавший у Прохора переднее сидение, отстегнулся и повернулся к нам, протягивая телефон. На экране красовалось наше общее фото — ещё с тех пор, когда мы получали ключи от комнат на ресепшене. — Да-а, раньше ты никогда не была в центре чего-то подобного. Похоже все мигом решили, что Кикучи Сабуро — твой новый жених.
— Бли-ин, меня никогда не окружали папарацци — обычно только отца, и то лишь когда был повод, — протянула Вяземская.
— Ну так возобновление перспективы связать княжеский род Вяземских и клан Кикучи браком — очень даже причина. Особенно после того как вчера опубликовали новость, что Кикучи Орочи стал дансяку и был исключён из совета десяти.
Ух ты, теперь весь мир знает, что Кикучи окончательно скатились? Какая жалость — как об этом ни подумаю, вечно сталкиваюсь с тем, что именно мне придётся тащить эту семейку к былой славе. Да чтоб все Кикучи загадочно поумирали в один день!
— Антош, ты не помогаешь, — пробурчала Мария. — Может они думают, что это вы собираетесь поднять радужный флажок и убежать в САСШ.
Антон оскорбленно побагровел и неожиданно громко рявкнул:
— И не шути так больше!
— Что за радужный флажок? — вклинился я.
Мария похлопала меня по плечу.
— Как невинно. Я надеюсь, тебе никогда не понадобится это знание, — сказала она, едва сдерживая смех. Тут же в её глазах зажглась какая-то искра, и она уверенно сказала: — Ладно, идём! Только ничего им не говорите — всё равно они будут вить из любых слов всё, что им захочется. Нечего и стараться. А в отель за нами не пойдут — туда для журналистов прохода нет.
Антон горестно вздохнул.
— Я в последний раз так себя чувствовал на ежегодном приёме у императора — там за пределами дворца вообще за всех, кто не отобьётся, цеплялись. Не надо было с тобой ехать.
— Привыкай — если однажды мир узнает о твоей коллекции пластмассовых девочек, и от тебя вовек не отстанут. Идём! — скомандовала Мария и выскочила из машины. Тут же лысый бросился за ней — видимо, он не против бросить машину, если это значит, что он может проводить подопечную до безопасного места.
Или хотя бы до места, где её не будут снимать.
Я тоже вышел вслед за Марией — тут же меня чуть не ослепила вспышка света от чьего-то фотоаппарата. Вспышка была яркая, да ещё и прямо в глаза — предупреждать же надо! Благо, ко мне подлетел Прохор, оттащивший наглого фотографа и подтолкнувший меня в сторону отеля.
На самом деле, толпа — сильно сказано. Если приглядеться, народу собралось всего человек шесть или восемь, но лезли они так активно, будто от этого зависела их жизнь. Хотя, скорее зарплата. Кто откажется от возможности подзаработать на свежих сплетнях о людях, фамилии которых на слуху?
Про Таро или Орочи же почему-то пишут, будто все итак не знают, что один игроман, а другой алкаш. Впарить можно что угодно — только это «что угодно» нужно для начала где-то достать.
Роберт нагнал меня, когда я уже миновал главный вход и оказался в тишине главного зала отеля.
Я насмешливо фыркнул.
Блондин пожал плечами.
Разговор был недолгим — совсем скоро я вернулся в свой номер и до самой ночи мучил оясимско-китайский разговорник, вбивая в голову некоторые фразы и слова. Пока душа Сабуро была рядом, это давалось куда легче, чем раньше — то ли она что-то уравновешивала, то ли ещё что, но её влияние было невероятно полезным.
Проснулся я в шесть часов, и после этого всё никак не мог уснуть. Повезло, что всего через полчаса заявился Прохор — по его словам, мы выдвигаемся в Даюй через двадцать минут, и если я не успею собраться, это мои проблемы. И нет, это даже не его слова — это слова нетерпеливой Марии, которой хотелось поскорее попасть на этот рынок и получить сосуд для души.
Кажется, все, кроме меня, думают, что это просто какая-то весёлая игра. Я вздохнул, отдирая себя от мягкой поверхности матраса — хорошие же вещи придумали люди этого мира, и почему у нас до таких не додумались?