Младший научный сотрудник – 6

Ну ладно, хватит исторических изысканий, пора переходить к современности, подумал я, протягивая паспорт в окошко с надписью «Дежурный».

– На меня пропуск должны были выписать, – сообщил я молоденькому лейтенантику, сидевшему за стеклом, – Юрий Михайлович к себе вызывал.

Тот с преувеличенной дотошностью изучил все страницы моего паспорта, потом заглянул в толстую тетрадь и тогда уже объявил:

– Петр Петрович, сейчас к вам спустится порученец Юрия Михайловича, он вас и проводит до места.

Ну что же, пришлось ждать… изучил от нечего делать красивые плакаты на стенах. На одном цитировалось то, что сказал Владимир Ильич насчет нашей родной милиции, ну а на другом, как вы наверно и сами уже догадались, были размещены фотографии разыскиваемых злодеев. Были они все со страшными рожами и насупленными бровями, как однояйцевые близнецы, честное слово. А тут и порученец прибежал, еще один молодой лейтенантик. Он и препроводил меня без лишних слов в приемную заместителя министра внутренних дел.

Чурбанов был хмур, сосредоточен и отдавал кому-то указания по телефону, когда порученец завел меня в кабинет.

– А меня не волнуют твои трудности, – громко говорил он в трубку, – сейчас всем трудно… дожимай… завтра чтоб показания были…

Он положил трубку, посмотрел на меня осоловелым взглядом, видимо, вспоминая, кто я такой, вспомнил и предложил садиться.

– Извини, Петр… Петрович, – буркнул он, – работа… так о чем мы там собирались поговорить?

– О распорядке концерта ко дню милиции, – напомнил я.

– Точно, – потер он лоб, – рассказывай.

Я вместо рассказа выложил перед ним две бумажки – первая хронометраж концерта по минутам, вторая краткий синопсис выступлений.

– Давай на словах, – поморщился он, – я напечатанные тексты с трудом воспринимаю сейчас.

Я пожал плечами и начал на словах… через десять минут он меня остановил.

– С Боярским-то договорились? Он сейчас на коне.

– Предварительно да, – осторожно ответил я, – думаю, что в этом вопросе подводных камней не появится.

– А в каком вопросе появятся? – быстро ухватил он мою скрытую мысль.

– В таком, например, – собрался я, – как воспримет конкурентов Алла Пугачева… она же сейчас у нас королева эстрады, пусть некоронованная. А тут какие-то непонятные личности ее вдруг пододвигать начинают…

– Не забивай этим голову, – строго ответил Чурбанов, – Пугачеву я на себя возьму.

После этого он налил в стакан минералки, выпил, гулко глотая, и продолжил.

– Значит так… репетиции у вас назначены на 25, 27 и 30 октября. Генеральный прогон 8 ноября, я на нем буду присутствовать в обязательном порядке. Начало концерта 9 ноября в девятнадцать ноль ноль. Смотри не облажайся, Петр… Петрович.

– Постараюсь не облажаться, Юрий Михайлович, – четко ответил я, – разрешите исполнять?

– Вольно, – смягчился он, – иди работай… да, еще одно дело – вчера ты мне звонил по поводу госбезопасности…

– Так точно, – вернулся я к столу, – вопрос решен, спасибо вам большое за помощь.

– Не совсем он решен, Петя, – помрачнел Чурбанов, – у Андропова на тебя большой зуб вырос, как оказалось.

– А за что? – растерянно спросил я, – у нас никаких непоняток не случалось… наоборот, .я ему немного помог в поликлинике на Мичуринском…

– Не знаю я деталей, – отмахнулся он, – но ты имей ввиду, если что… и веди себя соответственно, чтоб комар носа не подточил.

Что я мог сказать в ответ на это пожелание… ничего, кроме того, что всех комаров вместе с носами постараюсь извести в кратчайшие сроки. Фумигатором.

Ну а теперь у меня в программе строго Семен Наумыч Гинденбург и его таинственный протеже из Западной Европы. Времени до встречи оставалось предостаточно, поэтому я решил прогуляться пешком по осенней столице. Путь мой лежал… нет, не во мраке, а совсем наоборот – по Бульварному кольцу, повторяющему в общих чертах изгибы Садового кольца. Тверской бульвар был весь желто-красным от пламенеющих листьев лип и кленов… о, а это МХАТ имени Горького… то есть он будет когда-то таковым после разделов и расплевываний эпохи перестройки. Ефремов останется в старом здании возле Большого театра, а Доронина уведет за собой недовольную часть труппы сюда, на Тверской. А с другой стороны у нас рядом целых два музея-квартиры, Алексея Толстого и Максима Горького… меня когда-то в бытность школьником водили и туда, и сюда. Ну что могу сказать и про Алексея, и про Максима – неплохо жили писатели в Советской России, очень и очень небедно. У Горького личный особняк был в распоряжении, бывший купцов Рябушинских, Толстой, правда, можно сказать, ютился всего лишь во флигеле этого же особняка в последние годы жизни.