Младший сержант Алексей Крайнов

Отношение старшего сержанта к той войне Лёха знал. Подрались даже как-то. Новый сержант прибыл к ним во взвод прямо из госпиталя, где врачи долго лечили его обмороженные после Зимней войны ноги. А ещё у него была медаль «За отвагу» – предмет зависти и почитания всех, от рядовых до тогдашнего командира взвода. Однако про войну Цепеленко не рассказывал, а на настойчивые расспросы: «За что награду получил?» – неизменно отвечал:

– За то, что жив остался!

Казалось, что финнов он и в глаза не видывал, ни живых, ни мёртвых, из чего скорый на выводы Алексей сделал заключение: при штабе отирался, а ноги по пьяни отморозил. Когда же данные своих умственных изысканий попытался озвучить – получил от старшего сержанта в ухо. Пришлось взгляды пересмотреть по-скорому и впредь при разговорах с Володькой быть осторожней. Впрочем, опухшее ухо не помешало им впоследствии сблизиться и даже сдружиться. Да и отёк за пару дней спал. Зато вдвоём они быстро добились лидерства во взводе и даже взяли под негласное попечение новенького младшего лейтенанта. Что позволяло поддерживать в подразделении хоть какое-то подобие дисциплины. С приходом «пентюха» служить стало легче, а опека приносила определённые выгоды: очень скоро Лёха перестал быть штатным гранатомётчиком, получил звание младшего сержанта, по треугольнику на петлицы, отделение солдат под командование и новенький автомат ППД – второй во взводе. Первый, как и положено, достался Цепеленко. Правда, в отличие от Лёшки, к пистолету-пулемёту старший сержант большой любви не проявил, носил его скорее как признание заслуг. С насквозь же шкурными доводами друга о том, что с этими бедовыми скорострелками станут нас во все дыры пихать, Лёха был согласен, но по-своему:

– Побольше повоюем – получше наградят!

В своих мечтаниях он уже не раз возвращался со службы в родную деревню: грудь в медалях, синее галифе, поскрипывают новенькие сапоги, обязательно яловые, и чуть грустный, умудрённый опытом взгляд. Как не запылившись пройти без малого двадцать километров по разбитой полевой дороге, от станции до тёткиного дома, Лёшка не знал, да и неважно это. Воображение услужливо пропускало неинтересные моменты, зато по много раз прокручивало будущему герою наиболее «сладкие» кусочки. Вот и сейчас, на сытый желудок, под вздохи и причитания деревенских баб, Алексей Крайнов в который уже раз проходил по центральной деревенской улице. Но до тёткиного дома дойти не удалось: сон, сладкий, кисельный, тепло накрыл уставшее молодое тело…

Проснулся Лёха уже к вечеру, а узнав от взводного, что сегодня ни переправляться, ни ужинать не придётся – ротный старшина со своими машинами сумел-таки протиснуться на тот берег вне очереди – несильно-то и расстроился: «На то он и старшина, – думал Лёха, – чтобы уметь договариваться».

Дипломатические способности их старшины вкупе с просто змеиной изворотливостью давно стали поводом для баек во всём батальоне. Вот и сейчас – договориться непонятно с кем и объяснить непонятно кому, почему именно его три полуторки с ротными припасами и кухней на том берегу гораздо важнее сотен артиллерийских орудий, танков, автомобилей и тысяч солдат, ожидающих своей очереди на переправу, мог только их старшина. И это притом, что в каждом подразделении были свои старшины и свои кухни.

– Главная ударная сила, блин! Кавалерия толстозадая! – зло комментировал старшинскую лихость в преодолении водных препятствий голодный Цепеленко. – Нам, может, ещё неделю здесь впроголодь торчать придётся! Проныра!

Впрочем, ночь прошла, что называется, без происшествий: бойцы у костров накипятили чаю, поделили сухари из вещмешков. Так и заснули за вялыми разговорами, под рычание переправлявшейся по мосту техники да маты, и ругань недовольного очерёдностью начальства, то и дело доносившиеся с переправы.

На следующее утро старшину «поминали» уже всей ротой, особенно когда ветерок потянул над стоянкой запах горячей пищи от других подразделений, ночевавших на берегу. Путём сложных переговоров с командиром батальона, ценой публичного порицания в непристойной форме от оного, красному от унижения ротному удалось добыть по полкотелка каши на человека, в виде шефской, так сказать, помощи. Сам он от пищи отказался и с гордым видом уселся у воды в одиночестве.

– Кару для старшины измышляет! – единым, коллективным разумом поняла рота. Поняла, одобрила и на глаза постаралась не попадаться, горизонтально рассредоточившись в траве за спиной командира.