Млава Красная

– Согласно электрическому телеграфу из Млавенбурга, тридцатого октября наёмная дивизия фон Пламмета перешла Млаву и внезапно атаковала наш авангард. Поводом явился якобы предпринятый с нашей стороны поиск и попытка взять в плен офицера. Удар оказался неожиданным, корпус Шаховского рассечён надвое, пруссаки, потому что, государь, это пруссаки, обошли нас с флангов. Доносят о тяжких наших потерях. Утверждают, – Николай Леопольдович сжал кулаки, чувствуя, как каменеют скулы, – что полностью разбита Пятая пехотная дивизия, что уничтожены два полка Шестой, а ещё два разбежались… Корпус наш за ночь якобы уполовинился. Фон Пламмет наступает вдоль тракта Анксальт – Плесков, выделив отряд для занятия Кёхтельберга. Местонахождение князя и его штаба неизвестно, однако о пленении Шаховского в депеше ничего не говорится.

Тауберт не отрывал взгляда от лица государя – а оно всё темнело и темнело. Гроза близилась.

– Чушь городишь, Никола! – Василевс рванул портьеру, несколько колец не выдержало, но Арсений Кронидович не заметил. – Брехня аглицкая, а ты и съел… Да откуда им знать-то?! Какой фон Пламмет в Ливонии, если он в Испании?! Нет там никого, кроме тех пруссаков, что по договору, а те не вмешаются, Иоганн то на зульбургских торжествах подтвердил… Тридцатого, говоришь? Сколько весть с границы идти будет? И ещё на плаванье два дня накинь… Брехня это!

– Было б брехнёй, не водись у пруссаков телеграфа электрического. – Тауберт осознанно помянул ненавистный василевсу предмет. – Слыхал я, в Европе полевой телеграф завели, к самым войскам тянут, тогда б ещё раньше узнали, а так нарочным до Млавенбурга, а оттуда передать в Ревель, в Ревеле же и у англичан, и у французов, и у пруссаков по консульству, а морем оттуда до Анассеополя один переход. Вот и выходит, что через Млавенбург и Ревель за четыре с лишним дня до нас дойдёт, прямой дорогой все шесть скакать будет. И то если Шаховской поторопился…

А мог и не торопиться, подумал Николай Леопольдович. Мог выжидать – вдруг обойдётся, мог растеряться, струсить, угодить в плен, наконец. Вот чего не мог, так это выправить положение.

И никто тут не виноват, кроме тех, кто не отговорил государя посылать этого павлина. Думали, обойдётся. В конце концов, чего проще? Постоял на границе, подождал приказа, именины опять же справил, а потом либо на зимние квартиры, либо маршем до Млавенбурга, подбирая брошенные разбегающимися биргерскими ротами прадедовские мушкеты… А в самом конце торжественно проводить – с оружием, пушками и знамёнами – обратно домой обретавшуюся в ливонской столице прусскую дивизию. Для такого громогласный, со львиной гривой красавец подходит как нельзя лучше. Да и сам Шаховской в молодости под Зульбургом хоть и в адъютантах, но побывал, а потом с османами и персиянами дрался, лехов усмирял, от опасности не бегал. Побед великих от него да Ломинадзева никто не ждал – кого там побеждать-то, в Ливонии? – но и разгром предугадать не выходило, иначе костьми легли б, а так…

Слово престарелого князя Варчевского перевесило всё остальное. С «вистульским грифом» старались не спорить: государь, как и Варвару, дарил его почтительным вниманием, да и самого Шаховского любил.

Орлушину крамолу Арсений Кронидович, если не забыл, то простил, но и верность Шаховского забывать не собирался. Казалось, умней всего не спорить, но исподволь, окольным путём, подставляя здесь и там своих толковых людей, направить дело куда следует. В открытую же перечить не стоило: Орлов попробовал, чуть до отставки не допробовался, Янгалычев не желал попасть в доносчики, а сам Николай Леопольдович, будучи начальником доносчиков, в дела воинские открыто не совался, а оно обернулось тем, чем не могло не обернуться. Одно слово, недеяние…

– К нечистой матери погань эту электрическую! – Государь уставился в стену, словно за ней крылся ненавистный телеграф. – Англичане врут, потому что они англичане. Погоди, они к завтрему наши потери удесятерят, а потом «обесчещенных немецких жён и дев» сотнями и тысячами припишут.

– Сначала нужно перейти на тот берег, на нашем немок почти не водится, разве что в Кёхтельберге, в моих родных пенатах.

– Стой, Никола, погоди. – Василевс словно не замечал стула, кружил по кабинету, сжав кулаки и упрямо нагнув лобастую голову. – Так что ж это получается? Немчура поганая, фон Пламмет, генералишка, даже не прусской службы, верно?

– Верно, ваше величество. – Николай Леопольдович пододвинул государю стул и сел сам. Не дожидаясь приказа. – Генерал фон Пламмет был уволен со службы ещё покойным кайзером. Без пенсиона. Ничто не мешало ему вступить в службу ливонскому герцогу. Как и всей его дивизии.