Млава Красная

«Любезный друг мой Геннадий Авксентьевич, – судя по пятну, Росский работал при очень скверных свечах, а рука полковника дрожала от усталости, – пишу тебе из деревушки Заячьи Уши, что на нашем берегу Млавы. Корпус попал под внезапный удар. Известный тебе фон Пламмет атаковал нас большой силою во второй половине дня 30 октября, смял первую линию и едва не разбил из-за спеси и глупости Шаховского с Ломинадзевым, расположивших штаб на Лабовской мызе, что у самой границы, и тем подставивших его под первый удар. Не было устроено ни боевого охранения, ни дозоров, ни поисков. Если бы не мужество и стойкость принявших на себя первый удар стрелков Югорского штуцерного батальона подполковника Сажнева, неприятель прорвался бы куда дальше, а весь штаб корпуса угодил бы в плен. Мне посчастливилось собрать что-то вроде бригады, с бору по сосенке – володимерцы, югорцы, софьедарцы, гвардейские гренадеры, солдаты из разбитых Олонецкого, Суждальского, Муромского и Ростовского полков. Мы встали у Заячьих Ушей, днём 31 октября фон Пламмет, действуя под ливонскими знамёнами, атаковал нас по всей позиции, однако был повсюду отбит. Стрелки Сажнева дрались, как пишут в газетах, в крови по колено, володимерцы потеряли очень многих, но мы выдержали. После боя заявился адъютант Ломинадзева, обрадовал вестию о ранении и контузии Шаховского и принялся производить разыскания на предмет трусости и самоуправства подполковника Сажнева. Я посланца сего елико возможно быстро спровадил назад, отговорившись невместностью дел сыскных в разгар кампании, а такоже тем, что храбрость и добросовестность Сажнева была явлена на моих глазах, князь же Ломинадзев ошибочно поверил чьей-то ябеде. Опасаюсь, однако, что сие не ошибка, но желание найти виноватого, дабы оправдаться в глазах Государя.

Видя такое и понимая, прошу тебя, друг мой, передать рапорт мой об истинном положении дел военному министру, дабы князь Сергий Григориевич поступил с ним по своему разумению. В рапорте подробно описываю состояние войск наших и все действия, имевшие место быть в ночь с 30-го на 31-е число, равно как и дело при Заячьих Ушах, с поимёнными списками отличившихся. Я же буду делать что должно, сиречь готовиться к наступлению, ибо после поражения Пламмета у Заячьих Ушей отсиживаться в обороне нельзя, но следует немедля переходить Млаву хоть бы и небольшими силами. Лучше всего было б оставить потрёпанные Пятую и Шестую дивизии во втором эшелоне, однако положение наше выбора не оставляет, наступать буду с тем, что под рукой. Лишь движение вперёд убережёт нас от поражения, в том у меня сомнений никаких нет и быть не может.

На сём заканчиваю я письмо своё, ибо доклад мой Его Высокопревосходительству военному министру существует лишь в воображении моём, а до рассвета осталось не так уж и много. Письмо доставит штаб-ротмистр граф Богунов, раненный в левую руку при захвате вражеской батареи. Прости меня и за краткость, и за бремя, что перелагаю на твои плечи, но, не зная истинного положения дел, Государь может прийти к губительному для всей кампании решению, а подполковник Сажнев вместо наград, коих он достоин, вернётся на Капказскую линию нижним чином. От твоей, Геннадий Авксентьевич, расторопности и настойчивости зависит честь Державы, исход кампании, но также, помимо дел огромных и всеобщих, – судьба офицера, за коего ручаюсь, как за себя самого.

Сим остаюсь твоим преданнейшим другом,

Фёдор Росский».