Млечный Путь, 2013 № 02 (5)

Приближалось Рождество. Как-то в лавке продавец взял Уоллеса за рукав и доверительным шепотом сказал:

– Почему вы не берете гуся? Через три дня он подорожает.

Уоллес объяснил лавочнику, что собирается на Рождество навестить свою маму, а она уже обзавелась гусем. В глубине души он поблагодарил лавочника за этот вопрос.

Накануне праздника Уоллес наточил самый длинный нож, надел прорезиненный фартук и позвал жену.

– Пойдем, поможешь мне.

Жена, изнывающая от безделья, последовала за ним. Они вошли в загон для свиньи. Ничего не подозревающая свинка оптимистично помахивала хвостиком и хрюкала, пока не получила здоровенный ломоть хлеба. Она все еще находилась в неведении насчет своей судьбы.

– Держи ее за голову и отведи в сторону уши, – распорядился Уоллес. – Вот так. Шею оставь открытой.

Жена послушно выполнила его команды. Она тоже была в неведении насчет своей судьбы.

Точным движением руки Уоллес всадил нож в шею. Свинья истерично завизжала. На ее пятачок хлынуло что-то теплое, вязкое и необычайно вкусное. Уоллес, он знал все о судьбе свиньи и о судьбе жены.

Он спрятал нож в пластиковый пакет, пожелав своей любимице приятного аппетита. Как и планировал, он отправился на Рождество к своей престарелой матери, мирно доживавшей свой век в Эдвардсе. По пути туда он утопил нож в придорожной канаве.

Вернувшись через пять дней он застал в свинарнике жуткую картину: обглоданные кости, клочки одежды вперемешку с кусками мяса, свинья с выпученными от обжорства глазами и жуткая вонь.

Он позвонил в полицию.

Через месяц, приняв все полагающиеся ему соболезнования, он вызвал ветеринара, и тот усыпил свинью. А спустя еще какое-то время Уоллес переехал к матери, оставив свою ферму в полном запустении.

Лукас Т. Фоули Шейдисайд

Перевод с английского: Татьяна Адаменко

«Дорогой мистер Бертрам! Ваше терпение, доброта и мудрость были мне неоценимой поддержкой долгие годы. Простите, что никогда прежде я не рассказывала Вам о Шейдисайде: поверьте, я пыталась, я чувствовала, что своим молчанием предаю нашу дружбу, но каждый раз слова замирали у меня на языке. Теперь я знаю, что, когда Вы вернетесь, Вы уже не застанете меня в живых… а Молли отдаст это письмо миссис Бертрам.

Прежде всего, мистер Бертрам, – раз уж я решилась исповедаться хотя бы на бумаге – начну с самой несущественной тайны своего прошлого. Я  родилась в семье обычного парикмахера, в моих жилах нет  ни капли благородной крови. Единственным, кто знал до этого правду, был мой муж, да упокоит Господь его нежную и любящую душу.

Свое воспитание и образование я начала  в Шейдисайде, и я благодарна; хотя может ли один и тот же дом быть проклятым и благословенным одновременно?  И пусть я, вспоминая собственную историю, могу сказать, что мне посчастливилось; а кое-кто сказал бы, что разговор о страданиях в моем случае отдает кокетством, – но я убедилась, что даже время не в состоянии зарубцевать душевные раны полностью. Пятьдесят лет спустя я вижу  Шейдисайд-холл глазами своей памяти так же ясно, как видела его в первый раз, пятнадцатилетней несмышленой горничной.