Млечный Путь, 2016 № 02 (17)

* * * смотри, как часовой затянут пояс сибиряки живыми не сдаются. из города опять уходит поезд, они здесь никогда не остаются. и было бы нисколечко не жаль, но в далекие края из википедий они увозят, просвистев прощально, героев наших маленьких трагедий. ковчег плацкартный, междометий грозди, в багажных полках сумки и разгрузки, умеют с детства каменные гости петь на попутном, а молчать по-русски. кто — семечек купив у бабы клавы, кто — загрузившись огненной водою, они, беспечно сдвинув балаклавы, делиться станут хлебом и бедою, а то — хвалиться арсеналом скудным трофейных снов про море, эвкалипты. а ты стоишь под куполом лоскутным и тихо повторяешь — эка, влип ты. всех где-то ждут в какой-нибудь вероне, за что же втоптан в снежный мегаполис ты, белым обведенный на перроне? из города опять уходит поезд.

Ирина Ремизова

ШЕСТОЕ НЕБО

до закатной полосы

не добраться на трамвае:

бьют песочные часы —

на осколки добивают.

за ночь острого песка

наметает по колено,

средизимние века

окружают постепенно:

сыплют из холщовых сит

металлическое пламя.

время мерзлое скользит

под стальными башмаками.

посыпают гололед —

солнце дергают за вымя…

свет песчинками течет,

не простыми — золотыми.

сверху окрик: шире шаг!

путь извилистый, червивый…

ветер войлочный в ушах

повторяет: чьи вы? чьи вы?

там, где над стеклянным льдом

брызжет радужное пламя —

мы построим первый дом,

а дошедшие — за нами,

и за линией шестой,

возле ангельских сторожек,

встанет город золотой

из намытых небом крошек,

и, под вспыхнувший миндаль,

изотрется наконец-то

на подошвах наших сталь,

зашнурованная в детстве.

… от пропавшего ключа

след на лаковой пластинке.

ветер с твоего плеча

сдует первую песчинку,

и с Летейского мостка

усмехнется портомоя,

провожая мотылька

в небо синее седьмое.

ТРАВЫ СОРНЫЕ

Тихо-тихо наверху —

на дрожжах восходит лето,

рассыпается в труху

тьма, источенная светом,

дождевая ребятня

помаленьку точит камень…

Слышно: сад внутри меня

зарастает сорняками —

из царины, из земли,

отворенной нараспашку,

одуванчики взошли

и аптечные ромашки,

а потом, едва-едва

начала березка виться,

разом хлынула трава:

мятлик, щучка, полевица, -

нитки грубые корней

в костяные иглы вдела,

зашептала, все тесней

пришивая душу к телу…

Их бы выполоть — рывком

отпуститься восвояси,

поглядеть, как манный ком

на весу катает ясень,

как цветут над головой,

осыпая цветом, кущи,

как идешь себе, живой,

настоящий, вездесущий.

Игорь Гонохов

ШЕРОЧКА И МАШЕРОЧКА

Вплывают в окно, проходят сквозь занавески.

Постепенно оказываются собой.

Немного меняется цвет, наводится резкость –

Шерочка становится прозрачно-черной, Машерочка становится голубой.

Умерли, но здесь остались, пленительны и летучи.

Что-то не пускает их в небесный трамвай.

Строятся предположения. Давно уже собрана туева хуча.

Но читателю чего-то позабористей подавай.

Один историк говорит: они ведьмы, их родина — Салем.

Другой — лесбиянки, а воспитал их — де Сад.

Шерочка шипит: идиоты, как они забодали!

Машерочка показывает призрачный, но очаровательный зад.

Перчика и клубнички хочет развратный читатель.

Но все, что написано в книгах — чистейшей воды обман.

Были они поэтессами, ходили в невиданных платьях.

Звали их — неразлучницы, а внутри у них лежал океан.

Не помещалось счастье ни в океане, ни в ароматах сирени.

Девушкам не хватало человеческого языка.

Их ломало от невысказанности, хотя остальным было до фени

откуда эти завораживающие сюжеты, фиолетовые березы, зеленый закат.

Шерочка и Машерочка, приветствую вас. Понимаю

былые дикие шалости, странности, экстравагантный вид.

Люди, выбросьте грязные домыслы, не лезьте в двойную тайну.

Когда-то найдется тот самый читатель, а Бог… а Бог их простит.

ВЕЧЕР. ОХОТА

В десять еще не поздно. В десять светло в июле. Кошка, засев под розой,

Бабочек караулит. Мимо летит огневка Медленно и картинно. Кошка подпрыгнет ловко И захрустит хитином. В мире светло, беспечно,

Солнце лежит у края… Роза, лиловый вечер… Так, говорят, бывает: С крыльев слетают пятна В жаркой кошачьей пасти. Это и есть, ребята, Сущность любовной страсти.

ПЕСЕНКА ИДИОТА

Я идиот. Князь Мышкин ни при чем. О, да, конечно, жизнь кругом жестока. Но я везунчик — супер-дурачок. Я — идиот Ришаровского толка. Когда Стив Джобс брал Apple на зубок, А в Братске шла война за алюминий, Я был влюблен и ни о чем не мог, Да и не думал в августовской сини. Я пил любовь (чудесные глотки Из чашки ощутимого момента), Когда в лесу фартовые братки Закапывали мертвых конкурентов. Кто выжил, получил, чего хотел — Власть, деньги и развод с женой скандальной. Раздел недвижимости и детей. А я — стихи и май на Госпитальном. Сейчас без пользы спрашивать: Скажи! (Не видно в целом, видно только части). Какою жизнь была? Была ли жизнь?

Почудился ли синий воздух счастья?

И тут прохожий мне шепнул: «Пойми,

Я идиот, такой же, до печенок. Но жизнь — есть жизнь, а есть фантазмы СМИ».

И ускакал в одном ботинке черном.

ОДУВАНЧИКИ

В шлемах прозрачно-молочных,

средь комариных засад,