Млечный путь

Собираясь на эту встречу, Мансур не мог отделаться от неуютной мысли о том, что Марзия, наверное, по принуждению начала работать на латаном-перелатаном тракторе и рада бы теперь отказаться от него, да не может из-за всегдашней своей щепетильности и самолюбия. Так и стоял перед его глазами, как аждаха-дракон из сказок, пышущий жаром и чадом старый ХТЗ, а рядом с ним — маленькая, чумазая девушка, похожая на подростка. Сердце Мансура сжималось от смутного чувства вины и жалости, он твердо решил: «Надо положить конец этой несправедливости, вытащить Марзию из грязи!»

Но оказалось, не она, а он сам нуждается в ее совете и помощи. Мансур-то самоуверенно готовился взять на себя роль защитника, стать по-отечески добрым и строгим командиром. Смех и грех. Да, забыл он народную мудрость о том, что река сохраняет повадки ручейка, с которого берет свой исток, как бы потом ни разлилась широко. Внешне Марзия изменилась, повзрослела. Исчезла юношеская угловатость, сгладились неровности характера, а пыл и задор, как огонь в пепле, ушли вглубь, душа осталась прежней. Разве могла она смотреть равнодушно на страдания людей, хотя ей в самый раз подумать о себе. Нет, как и в далекие школьные годы, заботы других для нее превыше всего. Не сомневался Мансур, что именно это качество ее характера и стало для нее главным толчком, когда она вступала в партию.

Сам-то он на фронте ни в одной части не задерживался долго. Только станет привыкать к новым однополчанам, попадет под благосклонные взоры командиров и политработников, — тут же выбивало очередное ранение, начинались мытарства по медсанбатам и госпиталям. Потом, после выздоровления, чаще всего попадал в чужую часть, но если и попадал в свою, к тому времени оказывалось, что она обновилась почти целиком, прежние командиры или убиты, или ранены. Мелкие царапины Мансур и не считает на своем теле. С ними он справлялся, можно сказать, на ходу, не покидая окопов. В счет — три тяжелых ранения, из-за которых ему пришлось в общей сложности почти полтора года проваляться на госпитальных койках. Все это мешало вовремя оформить нужные документы. Уже в последние дни войны под Братиславой его приняли кандидатом в члены партии. С этим он уехал на родину, и теперь ему предстоит пройти испытание трудом. Как-то оно сложится...

Но что бы ни случилось, с самим собой он разберется. Руки-ноги целы, как любит повторять отец Мансура, не зря шапку носит на голове. Мужчина, значит. Человек, войну сломавший, неужели он не найдет себе места в мирной жизни? Вот отдышится немного, присмотрится, что к чему, и возьмется за любое дело, на какое определит колхоз. Душа уймется, тоска пройдет. Не о себе его беспокойство — о Хайдаре. Если не встряхнуть, не вывести парня из черного запоя, не совладает со своим несчастьем, пропадет. И здесь, наверное, не обойтись без совета Марзии, подумал Мансур и невольно усмехнулся этой мысли: ну, кто из нас теперь командир?

На другой день он встретил ее возле коровника. Не дослушав до конца, она нетерпеливо прервала Мансура:

— Нет, нет, лейтенант, это ты возьми на себя! Прошу, требую. Лаской, уговорами или крепким солдатским словом — как хочешь, заставь его бросить этот мерзкий самогон. А я выясню через райком насчет госпиталя... Ну, что глаза вытаращил? — засмеялась она. — Я ведь член райкома как-никак!

Мансур не знал об этом, а узнав, еще больше удивился излишней, как ему казалось, скромности Марзии: ну, зачем ей трактор? Но спорить было бесполезно, да и с Хайдаром надо скорее что-то придумать.

— Вот тебя он и послушается больше, — возразил Мансур.

— Жди, послушается! Два раза заходила к нему. Какое там! Плетет бог знает что, слушать противно, — Марзия махнула рукой. — Говорит: «Как ты смеешь меня, орденоносного солдата, боевого артиллериста, уму-разуму учить? Скажи, кто ты есть? Наверное, на фронте была ППЖ у какого-нибудь большого офицера! Видали таких красоток!» Я, конечно, не обиделась, пьян был Хайдар.

— Может, в точку попал?.. — хотел было пошутить Мансур и пожалел, ой как пожалел о своей глупой шутке!

— Дурак! — Она замахнулась огромной грязной рукавицей, чтобы залепить ему оплеуху, и было бы поделом, по он перехватил ее руку. Губы у Марзии задрожали, из глаз брызнули слезы. — Как у тебя язык повернулся?! Ведь я до сих пор не верю, что Барый погиб. Его жду...

— Прости, пожалуйста...

— А рука у тебя крепкая, чуть пальцы не сломал, — как-то быстро отошла Марзия. Отвернулась, вытерла слезы. — Ну, кажется, договорились? Поговори с Хайдаром по-мужски, как командир с солдатом...

Шагал он по улице, не замечая луж, и ругал себя на чем свет стоит, лицо горело от стыда. Права Марзия, с горечью думал Мансур, надо быть круглым дураком, чтобы такую девушку обидеть. Урок на будущее: не будь бесчувственным чурбаном, душа человеческая — сосуд хрупкий. Одно неверное слово, намек неосторожный, грубый — и трещина на всю жизнь...

Занятый своими мыслями, он и не заметил, как навстречу ему выскочила мать Хайдара. Подбежала она к нему, чуть не падая на скользкой от грязи улице, схватила за рукав и заголосила: