Когда солнце перевалило за полдень и уже опускалось, ветер переменился и стало прохладно. Из-под обломков разбитого грузовика, придя в сознание, начала выбираться та самая девушка Лизавета, которая на перекрестке ждала попутной машины. Еле двигая руками и ногами, она пыталась освободиться от придавивших ее досок. Она изнемогала, но упорно боролась за жизнь. Солнце уже висело совсем низко, а ноги ее все еще были прижаты. Ветер утих. Дохнуло вечерним холодом. И только тогда, рванувшись из последних сил, она освободила ноги. Выползла на шоссе и долго лежала там. Земля окутывалась мраком. Наконец до ее ослабевшего слуха донесся тонкий, прерывистый голос: где-то поблизости стонал мужчина.
Она попыталась сесть и увидела, что солнце зашло. Светлая полоса протянулась на западе и уходила за горизонт прямо над шоссе. Только теперь, сидя на дороге, она оглянулась. В чудовищном нагромождении железа, дерева, земли и трупов кое-где еще копошились живые люди. Сердце ее мучительно сжалось. Ей было горько думать о прошлом, а впереди — стена неизвестности, убийственная, ужасная. Что делать, как быть? В кровавом тумане потонула надежда.
— Кто тут? — спросила она слабым голосом. Ответа не было. И это молчание было особенно жутким, потому что с высоты доносился стрекочущий гул самолета. Она попыталась подняться и увидела вблизи мужскую фигуру. Какой-то человек, пошатываясь, прошел по шоссе, потом повернул в поле и там исчез. Стон прекратился.
Была тихая звездная ночь. Девушка встала и пошла по обочине дороги туда, где зашло солнце. Еле держась на ногах, она добрела до перекрестка и села под тополем на росистую траву. Движение по дорогам усиливалось. Одна за другой проезжали машины через перекресток мимо старого тополя. Иногда шофер, затормозив, выпрыгивал из кабины, исправлял что-нибудь, и машина снова мчалась на предельной скорости.
Опять послышался гул немецких самолетов и стрельба сверху. Огненные ленты падали с неба. Девушка отошла подальше и села на обочине шоссе. Самолеты улетели, и в зловещей тишине машины продолжали свой путь. Они шли с погашенными фарами, и никто не замечал одинокой девушки, поднимавшей руку перед каждой машиной. Обессиленная, измученная, она отошла от шоссе, опустилась на мокрую траву, и глаза ее смежились в тревожной дремоте.
Июньская ночь коротка. Вскоре начало светать. Теперь ее могут увидеть. Она снова вышла на шоссе в надежде, что ее возьмут. Печальное зрелище предстало перед ней. Машины и люди, женщины и дети, молодые и старые, раненые и здоровые. Вся эта масса двигалась. Шли и ехали, со страхом посматривая в небо.
На перекрестке остановилась машина. Из нее вышел Сымон Ракутько.
— До свиданья, будьте здоровы и спасибо, что подвезли, — сказал он шоферу.
— А документы ваши все же придется проверить, — промолвил лейтенант с перевязанной рукой, сидевший рядом с водителем.
Ракутько показал документ.
— Так вы домой? — спросил лейтенант, разглядывая документ.
— Домой.
— А что вы делали там, откуда едете?
— Откуда я еду — я там родился и вырос. Я там завел семью. У меня там родились дети. В революцию я поставил там новую хату. Но потом снова нахлынуло панство, из хаты меня выгнали, добро мое присвоили, и я подумал: какое же будущее ждет моих детей? Я перебрался через границу и завел себе тут такое хозяйство, что об одном лишь горевал — не видят его мои дети. Но вот и туда вернулась революция. Я забрал назад хату и оформил на нее права. Дочь моя выехала оттуда позавчера. Собирался и я сегодня выехать, а тут бомбежка — и все прахом, сожгли мою хату. Эх!.. Теперь я к себе домой, Лизавета, моя дочь, уже там. Дал бы только бог мне добраться. Далеко, немцы: туда не докатятся. Там и жена, и сын Томаш…
Лейтенант оборвал его и приказал шоферу ехать.
— Товарищ дорогой, — вспомнил Ракутько, — а еще спасибо вам за водку, когда я без души, как полоумный, сидел на дороге. Запишите, пожалуйста, мой адрес. Ежели что — ко мне, как в родной дом.
Машина отправилась по шоссе на восток, а Ракутько свернул с перекрестка на грунтовую дорогу и быстро стал удаляться. Лизавета видела его сутулую фигуру, но вместе с ним она жила еще слишком мало и не догадалась сразу, что прошел именно он в это раннее утро на этой чужой и далекой дороге. Беспокоясь о его судьбе, она решила во что бы то ни стало остановить машину. Она ждала на шоссе, приготовившись сигналить. И вдруг гул и железный скрежет. Ужас охватил ее. По опустевшему и притихшему шоссе, прямо на нее, шли четыре танкетки со зловещими черными свастиками. Она сползла вниз по высокому откосу и припала к нему всем телом. Она слышала, как танкетки прогрохотали над нею, и вскоре все успокоилось. Потом она увидела, что на шоссе уже не было той страшной груды искалеченных людей и машин. Все расплылось, рассыпалось, втоптанное в землю железными гусеницами танкеток.