Млечный путь № 1 2018

Сильверберг сделал неопределенный жест – то ли просто взмахнул рукой, то ли показал куда-то.

Розенфельд попытался посмотреть Сильвербергу в глаза, но тот отводил взгляд.

– Я разговаривал с ним на прошлой неделе, – сказал Розенфельд. – Мы говорили о физике.

– Конечно, – кивнул Сильверберг. – О физике, о чем же еще.

Рассказы

Эльвира ВАШКЕВИЧ ЖАРА

Горячее марево наплывало из окна, шевелило прозрачные занавески, обтекало тяжелые сумрачные шторы, тянулось жаркими щупальцами в прохладную глубину комнаты. Фотографии в оловянных рамочках, расставленные на каминной полке, оживали от колыхания перегретого воздуха – казалось, что на строгих и напряженных лицах появляются улыбки, вздрагивают чинно сложенные на коленях руки, приподнимаются брови – давно ушедшие люди блестели из-под стекол совершенно живыми глазами, наблюдая и оценивая, будто даже переговариваясь между собой.

Гельмут фон Лаубе, бывший университетский профессор истории, помахал в окно соседке – фрау Майер. Та чинно поклонилась и заколыхалась обширными бедрами вниз по улице, аккуратно ставя тупоносые туфли на брусчатку, покрытую тонкой пыльной сеткой.

Честно говоря, Лаубе терпеть не мог фрау Майер, считал ее скандалисткой и сплетницей, но не поздороваться с соседкой для него было немыслимо – как он сам говорил: «Я слишком хорошо воспитан, чтобы моя жизнь была комфортной». Он сочувствовал дочери фрау Майер, рыжеволосой костлявой фрейлен Марте, которая работала продавщицей в цветочном магазине. Фрейлен Марта среди роскошных и ярких цветов выглядела еще более некрасивой, чем была на самом деле, но именно она делала лучшие букеты, и недавно хозяин, прослышав, что некрасивую фрейлен сманивают конкуренты, повысил ее до старшей продавщицы, увеличив и жалованье. Правда, Марте от этого было мало радости – фрау Майер отбирала у нее все до последнего пфеннига.

– Глупости, деточка, зачем тебе деньги? – вопрошала она у дочери, надвигаясь на ее тощую фигуру всеми телесами. – Я куплю все, что тебе нужно. А тебя в магазинах обманут, на рынке подсунут бог знает что! Ты у меня такая непрактичная!

Бедная фрейлен Марта! Стараниями матери она ходила в очень практичных туфлях, которым годами не было сноса, но выглядели они крайне уныло. Такими же унылыми и практичными были и блузки, и юбки фрейлен Марты.

– Такие вещи всегда в моде, – с довольным видом сообщала фрау Майер всей улице, демонстрируя очередную тусклую обновку, купленную для дочери. Фрейлен Марта не протестовала, лишь длинный нос ее повисал еще ниже, а глаза приобретали такой же тусклый и унылый вид, как и одежда. Уж лучше бы ее обманули в магазине!

Лаубе иногда просил фрейлен Марту купить ему булочек к кофе. Он очень любил кофе – маслянистый, крепкий, ароматный. И когда девушка приносила пакет с булочками, бывший профессор истории обязательно приглашал ее на кофе.

– Ах, фрейлен Марта, доставьте удовольствие старику, посидите со мной, – говорил он. – Я уже так стар, что не могу испортить вашу репутацию. Но если бы вы знали, как скучно пить кофе в одиночестве!

Фрейлен Марта никогда не отказывалась. Лаубе думал, что она готова пойти куда угодно, лишь бы побыть хотя бы недолго подальше от своей матери.

Эти кофепития были довольно приятными. Фрейлен Марта, ненадолго оттаяв от постоянного страха в профессорской квартире, начинала рассказывать смешные истории о покупателях в цветочном магазине, и старый историк искренне веселился, слушая ее наивные и простые рассказы. Но иногда Лаубе казалось, что в этих историях проскальзывает нечто фальшивое, нарочитое, похожее на пышные чинные розы, туго увязанные в букет. А некоторые истории напоминали герберы – эти цветы всегда казались профессору изготовленными из пластмассы. Красивые, вылощенные и неживые.

А ему хотелось полевых цветов, стоящих в простой стеклянной вазе посреди круглого стола – лохматый непритязательный букет, рассыпающийся лепестками ромашек и роняющий розовые цветки иван-чая. Профессору казалось, что когда-то он бывал в доме, где любили именно такие цветы, и они всегда стояли в круглой бордовой вазе с продольными синеватыми нарезками по толстому стеклу, стояли небрежно, но удивительно изящно, и вся обстановка квартиры – а она была очень небогатой – оживала от этих цветов. Но Лаубе никак не мог вспомнить где он это видел, что это были за люди. Среди его знакомых и друзей таких не было. Копаясь в памяти, он пытался отыскать их среди знакомых родителей, но ничего не находил. Да и не соответствовали эти лохматые букеты чинной офицерской выправке его отца, гладкой – волосок к волоску – прическе матери. Отчего же тогда так щемит сердце, стоит только подумать о полевых цветах?

***