Млечный Путь № 1 2021

.................................

Утехи - главной - канул след,
И где б он ни был, - музыки там нет.
Солдатских песен. Городских романсов.
И на Шопена ни малейших шансов.

...............................................

Ушёл - куда?
Где местность та?
Туманность? Новая звезда?
Ты не посмотришь на меня
Уже нигде и никогда...

И концовка:

Помню миги эти роковые,
И упорно мучат, как впервые,
Жалость - и царапины вины.
Я жива,
а ты смежил ресницы.
И, бывает, забываешь сниться.
Догоняю. Вижу со спины.

Вот эти: "слабый ветер ниоткуда"; "И на Шопена ни малейших шансов" (двойная аллитерация; кроме того, предыдущие строки информативны по части музыкальных предпочтений супругов) и такие выражения (нет, плачи!), как: "где местность та?" и тут же: "Ты не посмотришь на меня/ Уже нигде и никогда"; "Догоняю. Вижу со спины", - надрывают душу.

И, раз уж так получилось, что мотив вечной разлуки с самым близким поэту человеком обозначился у меня первым, приведу целиком двустишье, завершающее обе последние книги:

Лес зимою обнажился.
Редким сделался. Притих.
В край иной переселился
Малый рой друзей моих.

Не обещаны мне встречи,

Кроме встречи с пустотой.
Но как будто светят свечи
Вдоль дороги тёмной той.

Мы были близко знакомы с автором этих строк. В наших с ней беседах не раз затрагивался вопрос о вере (неверии) в Бога. Да, собственно, и в посвящённом мне стихотворении ("Ни одной агоры, ни ничтожную самую малость...") СП дан прямой, без увиливаний, ответ на этот вопрос: 

Бог? Я верую в нечто за гранью последней, за краем -
Ну без ада, конечно, без сладкого этого рая -
Хоть налево скачи, хоть направо...

Впрочем, самое сильное в этом стихотворении - концовка. Поделюсь и ею:

Только капли остались. Совсем запрокинута чаша
Голубиная, полная блеска.
Гул копыт по траве. И запахло водой.
И не так уже страшно.
Это Буг? Но ведь не было там перелеска.

Вот во что верует СП. В конце дороги она надеется увидеть не туннель с ярким светом впереди, а своё, и радостное, и горькое, детство на берегу Буга, в маленьком еврейском местечке. И сама дорога темным-темна, но "как будто светят свечи" - отсвет душ друзей.

В другом месте этих заметок я ещё коснусь этой трудной темы...

3

СП не однажды сетовала (в наших с ней беседах) на то, что её лучшие друзья - поэты Давид Самойлов и Юрий Левитанский - всегда в своих стихах были очень далеки от еврейской темы. (В мемуарах Д.Самойлов обратился к ней, но таким вот образом: евреям-россиянам, желающим сохранить свою национальную идентификацию, следует репатриироваться в Израиль, тогда как евреи, решившиеся остаться в России, должны согласиться на второстепенные роли, чтобы не затмевать представителей коренной национальности. Не берусь оценивать подобные постулаты с точки зрения простой житейской морали.) И очень уважала Бориса Слуцкого, из больших русских поэтов практически единственного еврея, который от этой темы никогда не уходил, хотя соответствующие стихотворения не могли попасть в печать в годы его жизни - он умер в 1986 году.

Сама СП, с самого начала воскресения в её душе тяги к сочинению стихов, от еврейских мотивов не только не уходила, но часто выдвигала их на авансцену своего поэтического творчества. Конечно, все её публикации, в том числе первая книга стихов, находили своё место в печати уже в годы гласности. (Напоминаю: её первая книга вышла в 1990-м.) Но стихи писались раньше, иной раз - много раньше.

Помните Буг из концовки стихотворения "Ни одной агоры..."? - это видЕние, а вот воспоминание:

И железнодорожный мост,
Шагнувший через Буг,
И та трава в ребячий рост
Наведаются вдруг.

А ещё: "Был хутор на Волыни...", и Голта с Юзефполем, и... "Девочка Аврума". (Отец СП, рано умерший; она ведь по отчеству Абрамовна; но, несмотря на то, что она на шестнадцать лет старше меня, с первой встречи просила обходиться без отчества.) В стихотворении же "Судьба припасла мне заброшенный парк...", в первый раз вошедшем в книгу "Под оком небосвода", а затем "перекочевавшем" в обе последние книги, встречаем: "А если еврейский случится погром,/ За нас заступиться попробует гром..."