Млечный Путь. Номер 3, 2019

- Поначалу я рвался в модную атомную энергетику. Ускорители, атомные бомбы... И пошел на физико--механический факультет, тот считался у нас факультетом гениев. Половина моей группы были медалистами. У меня тоже была медаль - серебряная, меня приняли без экзаменов. Но на нашем факультете не было ни одного еврея и ни одной женщины. Это была гвардия будущих суровых доверенных атомщиков. Только по анкете в нее и принимали! Когда я шел на собеседование, то первых 20 человек сначала долго мучили, внушая им, что они не подходят, потом приемная комиссия ушла, и остальных пропускали, не задавая ни одного вопроса. И я прошел. А потом мне перестал нравиться мой факультет, потому что мою группу стали обучать в основном по линии разделения изотопов, это была сплошь химия. Я пытался перейти на отделение ускорителей, но поговорил с Алексеем Михайловичем Бонч--Бруевичем, который преподавал на нашем факультете радиоэлектронику, и он мне сказал: "Неважно, чем заниматься. Любая область науки становится интересной после погружения в нее. Идите работать к нам в Государственный оптический институт (ГОИ)". Там он собирался проводить эксперименты с нелинейной гравитацией. А мне это было очень интересно - таинственная гравитация, это так романтично! Мне было известно, что до этого он занимался измерением скорости света, проверкой второго постулата Эйнштейна, и я чувствовал, что это очень продвинутый человек. Он был потомственным ученым, сыном известного радиотехника, члена--корреспондента Академии наук, который в свое время налаживал радиовещание для Ленина. Мне мой будущий шеф был известен как автор монографии "Применение электронных ламп в экспериментальной физике" - настольной книги для юных физиков--радиотехников. А я тогда очень плотно занимался радиотехникой. У меня было два друга, мы создавали парк приборов - сигнал--генераторы, осциллографы, измерительные приборы, делали высококачественные усилители низких частот для воспроизведения музыки, очень любили классическую музыку. Никакой "попсы", никакого джаза, только классика. И строили совершенно замечательные усилители звуковых частот. Лекции Бонч--Бруевича мне нравились. И когда он стал меня уговаривать не уходить на физику высоких энергий, а остаться на кафедре изотопов, а потом уйти в ГОИ, то мне эта перспектива показалась привлекательной, потому что мне не хотелось идти в Физтех к отцу, где меня все знали и, когда видели, говорили: "Ой, маленький, Ежик, да я тебя еще вот таким помню!" Мне казалось, что если бы пошел на Физтех, то все бы думали, что я весь такой блатной...

- А вы хотели сами всего добиться?

- Ну да, как--то неловко было, там все были мне знакомы, буквально все, еще с Казани. Я остался без матери, и отец летом брал меня к себе на работу. Сестра уезжала в пионерлагерь, а меня не отправляли - мал, поэтому я был у отца подмастерьем. В фотокомнате разводил растворы, печатал фотографии. Когда Бонч--Бруевич пригласил меня в ГОИ, туда и пошел. С тех пор в Физтехе я бывал редко.

- Недавно Физтех отметил столетний юбилей. Получается, что на ваших глазах прошла большая часть этой жизни?