– Лев – Гиене! Лев – Гиене! – повторял он. – Да ответьте же! Лев Гиене, как приняли?
Но ответа не последовало. Тогда этот мужчина, тридцати – тридцати пяти лет, посмотрел на голограмму на визоре прямо перед своими глазами. Это была своего рода тепловая карта местности, где ясно выделялась одна большая группа, к которой по синему пространству быстро двигалась одинокая красная точка.
– Проклятие! – прокричал ездок.
Его мотоцикл продолжал мчаться на бешеной скорости. Военная одежда на нём, короткая причёска, суровый взгляд, крепкое телосложение и висящее позади него оружие не оставляли сомнений. Ездок – воин. И не просто воин! Это – офицер армии Нью-Йорка. Их было легко отличить от военных других стран из-за яркой черной униформы, похожей на одеяние палача. Стильно и устрашающе – как и задумывали авторы униформы, желающие, чтоб их воины на сражениях выглядели как вестники смерти, а на парадах – как величественные боги.
– Лев – Гиене!.. Мать вашу, да ответьте! Пожалуйста, парни… кто-нибудь! – уже молебно исходили последние слова с его уст.
Но по ту сторону продолжала царить тишина. Утратив надежду дождаться ответа, он надавил ногами изо всех сил на педали, и мотоцикл с оглушающим рёвом разогнался ещё сильнее.
Наконец вдали стали видны какие-то шатры. Но тревожное предчувствие всё никак не покидало.
По всей окружности лагеря пролегали окопы. На относительно небольшом друг от друга расстоянии в любое время суток там вели дежурство солдаты, задачей которых было наблюдение за периметром и защита лагеря. Но поскольку местоположение лагеря врагам была неизвестна и никогда реальной угрозы атаки или диверсии не было, а покой только изредка нарушали блуждающие по мёртвой пустыне животные, то солдаты часто просто сидели в окопе, в прохладной тени, дожидаясь своих сменщиков. Порой дежурные не были против и поспать на вахте, что и, собственно, в тайне делали.
Грохот издалека приближался, а из окопа никто так и не поднял голову, не сделал предупреждающий выстрел. Вместо этого показались тонкие столбы дыма, что поднимались ввысь над лагерем. Постепенно сомнение у ездока сменилось на уверенность – случилась беда!
Через пару секунд он промчался над окопами, где, по идее, должны были находиться дозорные, что должны были расстрелять его уже на подлёте. Никого не было.
Мотоцикл начал снижать скорость. Он приближался к шатрам вплотную. Наконец открылась вся картина. Сотни и тысячи людей лежали рядом с разорванными шатрами, воронками от взрывов, разбитой техникой.
Сердцебиение у мотоциклиста участилось. Дышать стало тяжело. Мотоцикл остановился. Только сейчас представилось возможным ощутить настоящую атмосферу, царящую в мёртвом лагере. Повсюду были разбросаны трупы, запах свежепущенной крови въелся в песок. Дышать стало сложнее.
Воин оставил двигатель включённым – мотоцикл левитировал на небольшой высоте. Он медленными шагами проходил между телами мёртвых. Стояла невыносимая вонь, что только усиливалась от тепла нагретого песка. Куда бы не смотрел воин, везде его взгляд находил кровь, внутренности, отстреленные конечности. От стариков до детей, от могучих воинов до инвалидов, от мужей до жён – кто-только не лежал в этой могиле под открытым небом.
Воин смотрел по сторонам, еле сдерживая дрожь внутри себя. Он подбегал то к одному, то к другому изрешечённому пулями несчастному, в надежде найти хоть одного выжившего. Но в глубине себя он отлично понимал, что отряды биороботов не оставили бы живой души.
Где-то в середине лагеря воин в чёрном нашёл огромную воронку. Перед глазами так и проявилась картина, где неожиданный и мощный взрыв глубокой ночью приводит жителей лагеря в хаос. Так и пробегали перед глазами эти бедняги, что в панике хватались за ружья и испуганно кричали.
Глаза застыли. Словно это происходит сейчас. Вот подстрелили девушку в жёлтой обуви; вот ноги высокого парня оторвало взрывом; вот маленькая девочка лет четырёх падает на влажный от пролитой крови песок, с огромным пулевым отверстием в спине; вот ещё один горит прямо в машине, без шанса выбраться из огненного плена.
Воин слышал вопли всех, кто пал.