Млечный путь (сборник)

— Шуровал небось тут?

— Не успел. Едва на сеновал забрался, в сено зарылся, кимарнул, а тут вы…

Патрет оставил Шкета, сказал второму, невидимому:

— Позырь, Лох, в заначках бациллой[39] пахнет.

Заскрипела дверь кладовой, вспыхнула и погасла спичка.

— Есть, Патрет, давай сюда! — радостный и звонкий голос из чулана. — Тут целый гастроном!

Забыв о Шкете, Патрет бросился в кладовую. Темнота то и дело озарялась загоревшейся спичкой, и в эти секунды Шкет видел, что воры срывают с крючьев окорока и колбасы и суют в мешки, которые взяли тут же. Второго налетчика он узнал не столько по кликухе, сколько по голосу. Это был молодой вор по кличке Лох, с которым Шкету пришлось некоторое время сидеть в БУРе, пока его не отправили на девятку.

— Коты![40] Коты ищи! — громким шепотом приказывал Патрет.

Что-то падало с полок на пол, гремели, разбиваясь крынки — возможно, со сметаной или топленым маслом, — матерились громилы.

— Нету, — сказал Лох.

— Ищи гроб![41]— крикнул Патрет. — У чалдонов они в гробах.

Оба громилы кинулись в избу. Через распахнутую дверь Шкет видел, как они вытряхивали из сундука добро Филимона, а может, и Марии! Сбрасывали с себя лагерное и облачались во все меховое — этого добра у хозяина было много — от душегреек и штанов на меху до полушубков. Глядя на этот грабеж, Шкет — странное дело! — радовался тому, что не участвовал в нем. Хотя еще час назад, проходя мимо кладовой, из которой сладко пахло копчеными окороками, думал с завистью: «Чертов куркуль! Такого и покурочить не жалко!» И вот, поди ж ты, стало жалко. В воровском мире он принадлежал к щипачам[42], уважал свою профессию, требующую постоянного совершенствования и мастерства. Мокрушники же, громилы, медвежатники[43] и прочие вызывали в нем неприязнь и… презрение.

Занятые своим делом воры не сразу вспомнили о нем.

— А ты чего стоишь? — спросил Патрет. — Может, тут остаться надумал? — он обменялся с напарником многозначительным взглядом, в котором Шкет прочитал приговор себе: такие свидетелей не оставляют. Он молча взял один из набитых доверху мешков и побрел к выходу. Но уходить ему не хотелось. И дело не в жратве. Сегодня ночью он понял, что Мария для него не безразлична. Сидит, наверное, бедолага, от страха забилась в какую-нибудь щель и плачет.

Однако он плохо знал эту женщину. Едва воры, нагруженные чужим добром, приблизились к наружной двери, как она сама собой открылась, и на пороге возникла Мария с вилами в руках.

— Стойте, ироды! А ну бросайте мешки! Ишь, чего захотели! Хозяин! Бери ружье. Выпускай собак!

— Баба! — нисколько не боясь ни ее вида, ни слова «хозяин», заорал Патрет.

Похоже, он знал, что Филимона нет дома, и что собак у него никогда не было. Не знал он только про Марию.

— Жена? — легко завладев вилами, он далеко отбросил их в сторону и потянул женщину к себе одной рукой.

В другой все еще держал мешок. — А мы от твоего Филимона. Велел кой-чего привезти — покупателя нашел. Он в Сосновке у Михеева. Тебе привет. Велел передать — завтра приедет… — говоря это, он все сильнее прижимал женщину к себе.

А поскольку мешок ему мешал, он бросил его и, не успел Шкет глазом моргнуть, повалил Марию на пол. Шкет растерялся: у Филимона в Сосновке действительно был приятель Михеев — бывший политзэк, а теперь продавец в магазине, куда возил Филимон иногда на продажу и окорока, и колбасы, и пушнину. Но так думал он, пока Патрет не повалил Марию на пол и стал срывать с нее одежду. Тогда Шкет понял, что все сказанное — вранье, что эти двое — те, за кого он их принял с самого начала — мокрушники и грабители, и бросился на помощь женщине. Патрет успел разорвать на ней платье. Но большего не добился. Мария сопротивлялась отчаянно. Шкет даже не подозревал, что бабы способны на такое: она раскровенила бандиту лицо, поцарапала глаз. Патрет уже лежал на ней, когда Шкет изо всей силы толкнул его ногой в бок. От неожиданности тот свалился на пол и запутался в своих штанах.

— А ты молоток! — сказал Лох, дружески хлопнув Шкета по плечу. — Нашел время, козел! Линять надо!

— Лох! Мочи падлу! — взвыл Патрет, пытаясь встать на ноги.

Воспользовавшись моментом, Мария откатилась в сторону, упала с помоста на кучу соломы и мгновенно исчезла. Шкет знал, где она может спрятаться, но промолчал. Сейчас угроза нависла над ним.

— Ты чего, Патрет? — Лох был молод и желал быть справедливым. — Своего мочить?

— Вертухаям он свой! — зарычал Патрет, всей тушей опрокидываясь на Шкета и пытаясь схватить его за горло. — Где бикса?[44] Ты с ней заодно, падло!

Шкет чувствовал, что еще секунда — и его задушат железные пальцы громилы. Помощь пришла неожиданно — не даром же вместе в кандее клопов кормили! Лох, понимая, что напарник потерял голову, встал над ними обоими и, захватив подбородок Патрета, стал загибать его голову назад к спине. Это помогло — бандит выпустил Шкета, огляделся.

— Где она? Где бикса?

— Смылась, — ответил Лох. — Линять надо, сам знаешь…