"Млечный Путь, Xxi век", No 1 (38), 2022

Дом инвалидов, или как окрестила его старуха - "дурдом", - находился в самом конце улицы, практически на отшибе. Он представлял собой окружённый решётчатым забором большой парк, посреди которого высилось двухэтажное здание с высокими окнами и колоннами - как будто бы какой-то старинный особняк. По парку бродили серые фигуры, кто поодиночке, кто парами, а кто в сопровождении медперсонала.

Лера удивилась, что калитка оказалась открыта, а на проходной никого не было и в помине. Она подошла к первой встречной женщине, у которой из-под куртки выглядывал белый халат, и поздоровалась. Женщина оказалась медсестрой. Она тоже поздоровалась и заинтересованно посмотрела на Леру.

- Что? - спросила Лера и оглядела себя, решив, что у неё что-то не так с внешним видом.

- Да ничего, - ответила медсестра. - Просто у нас здесь посетители - большая редкость.

- Правда? - удивилась Лера. - Неужели всех этих людей никто не навещает?

- Только когда кто-нибудь из них умирает.

Лера растерянно огляделась, не зная, что на это сказать.

- А почему у вас охраны нет? И открыто всё? Вы не боитесь, что кто-нибудь из них... уйдёт?

- Да куда они уйдут! В город идти побоятся. Кто-то однажды попытался, так его оттуда палками пригнали. А по другую сторону - дремучий лес километров на сто тянется. Туда они тоже не пойдут - волков боятся, медведей... А вы, собственно, к кому пришли-то?

- Я? К Васильеву, - спохватилась Лера. - Он здесь?

- Ну а где ж ему быть? Только вы к которому из них? У нас их трое.

- Трое?

- Ну да.

Лера на мгновение растерялась, но быстро сообразила:

- Так мне к Михаилу.

- А, к молчуну, значит. Даже не знала, что у него родня есть. Он у нас как безродственный числится. А вы ему кем будете?

- Да так, седьмая вода на киселе.

- Понятно. Стало быть, совсем дальняя сродственница.

- Очень дальняя.

- Ну тогда там его ищите, - сказала медсестра, махнув рукой. - Он возле задней калитки, сидит.

- Сидит?

- Ну! Он же не ходит.

- Ах, да! - Лера наигранно стукнула себя по лбу. - Спасибо.

- Да не за что, - сказала медсестра и направилась к корпусу.

Лера сунула озябшие руки в куртки и наткнулась на что-то холодное.

- Что за... - Она вытащила из кармана выкидной нож с перламутровой рукояткой. - Но я же не брала его!

Лера растерянно огляделась и поспешно спрятала нож обратно в карман.

Если бы не подсказка медсестры, она ни за что бы не узнала бывшего сержанта. Это был дряхлый старик с серым иссохшим лицом, с седой трёхдневной щетиной на впалых щеках, в старенькой шерстяной шапочке на голове и заштопанной в нескольких местах болоньевой куртёнке. Он сидел в кресле-каталке, ноги укутаны выцветшим бело-голубым одеялом в клеточку. В его взгляде не отражалось ни единой мысли, ни единого чувства, словно это был не живой человек, а кукла.

"Какое жалкое зрелище! - подумала Лера. - Неужели это он? Убийца?"

Лера смотрела на это беспомощное существо, жестоко наказанное судьбой за сотворённое когда-то злодеяние, и чувствовала, как ненависть покидает её сердце, уступая место жалости и презрению. Или, скорее, брезгливости.

Лера огляделась.

- Ну что? - крикнула она. - Добился своего? Я нашла его. И что дальше? - Лера вытащила из кармана нож. - Ты хочешь, чтобы я убила его? А вот шиш тебе! - Она швырнула нож на землю. - Я больше не буду тебя слушать, понял, ты? И ничего ты мне не сделаешь! Я тебя не боюсь!

Лера повернулась и медленно пошла прочь. Теперь она знала, что убийца папиного брата наказан. Справедливость восторжествовала, и произошло это без её участия. Да и какое она могла принять участие во всей этой истории? Единственное, что ей оставалось, так это сжалиться над стариком, проявить к нему милосердие, простить его. Ибо он уже и так пострадал, а дважды наказывать за одно и то же нельзя.

Она миновала заднюю калитку, которая тоже была открыта, и очутилась в лесу. Лера шла по тропинке, даже не думая, куда она может вывести её - это было неважно. Важно было просто идти, не останавливаясь и не оглядываясь. С каждым шагом ей делалось легче, тот тяжёлый груз, что последнее время давил ей на сердце и холодил грудь, постепенно таял, будто ледяная глыба, пригретая солнышком. Жизнь снова становилась светлой, радовали поскрипывающие на ветру стволы высоких берёз, радовала шуршащая под ногами жёлтая листва, радовало небо над головой, синеющее сквозь поредевшие кроны деревьев. Лера улыбалась. Если бы в это мгновение кто-то встретил её на лесной тропинке, он увидел бы спокойную и совершенно счастливую молодую женщину. В ней всё было прекрасно: и походка, и лицо, и глаза, которые лишь на какую-то долю секунды вдруг вспыхнули малиновым светом и вновь сделались светло-серыми. Лера уходила всё дальше и дальше. А позади за решётчатым забором, возле распахнутой калитки сидел в кресле-каталке сухой бледный старичок в старенькой куртке, укутанный полинялым клетчатым одеялом. На коленях у него лежала чёрно-белая фотография молоденького солдата с автоматом на груди и присягой в руке. Взгляд остекленевших глаз старичка был устремлён куда-то вдаль, а из груди торчала перламутровая рукоятка ножа.