MMIX - Год Быка

Творческий путь Булгакова начинается с ностальгической «Белой гвардии», в центре которой светлый образ дома на Андреевском спуске, тёплых семейных и дружеских отношений, образ родного Города. Киевские страницы булгаковской прозы написаны тёплыми и мягкими красками, отличными от контрастных и резких зарисовок московской жизни. Это и есть та ностальгическая эстетика, которой Булгаков вполне владеет. И если бы возвращение к этому методу спасало бы ситуацию, а образы родного Киева могли дать Булгакову больше, чем уже дали, то и не нужна была бы эта трижды клятая, но неизбежная и завораживающая Москва.

Творческая интуиция Булгакова точно знает, что возвращаться некуда. Того Киева и той жизни уже не вернёшь. Да и в самой «Белой гвардии» неизменный и покойный отцовский дом, согретый теплом дружбы и семейной любви, находится в эпицентре революционного вихря, исторического катаклизма необъяснимой, трансцендентной природы. Кстати, у Тарковского в «Солярисе» тоже есть этот образ отчего дома посреди опасного и чуждого океана глобальных вихрей.

Уже в «Белой гвардии» тёплая человечная эстетика обрамлена морозным фоном смерти и разрушения. Из столкновения двух начал: жизни и смерти – уже здесь нарождается тонкая линия, обозначающая третий путь переживания и преодоления смерти, путь мистерии. Уже здесь, в полной неразберихе на улицах Города, в дыхании смерти, толкнувшей героя на запрятанную от чужих глаз Мало-Провальную улицу, в таинственный «какой-то белый, сказочный многоярусный сад», можно видеть тот же образ желаемого небесного покоя, что и в финальных главах «Мастера и Маргариты». Только идти к этой цели герою придётся буквально через царство мёртвых.

Как ни притягательна для Булгакова киевская тема, как ни греют ностальгические образы, но судьба-злодейка направляет героев на единственно возможный в столь грозных обстоятельствах путь мистерии, преодоления смерти. Для того чтобы найти этот скрытый путь, эту таинственную калитку за углом Мало-Провальной Булгаков обязан, как честный художник, пройти и другим путём – влечения к смерти. Как собственно и его герой, «забывший» снять офицерскую кокарду. Собственно, этот путь распада и разрушения наш «белогвардейский» писатель проделывает вместе с героями в пьесе «Бег». Благо художнику нет нужды испытывать судьбу лично, достаточно и творческой интуиции, чтобы предугадать бессмысленный и пошлый финал.

Две главные пьесы: «Дни Трубиных» и «Бег» – это два пути, а объединяет их интуитивное чувство недостижимой цели. Конечно, писателю и большинству его читателей и зрителей хотелось вернуться в довоенный мир, сметённый революцией, к родным истокам простой русской жизни. Но этот утерянный мир можно воссоздать только на сцене МХАТа. И тем более нет для русского человека жизни там, за морями, в отрыве от России. А есть только один реальный путь – вместе с вихрем революции через царство теней, к иной, новой жизни…

Две пьесы Булгакова становятся символом этой необходимости для общества пройти свой крестный путь под игом бесовской власти, противостоя злу только творением добра. И это не примирение с властью, а подлинно христианское смирение в смысле «кесарю – кесарево…» И с какой бы ещё стати сам товарищ Сталин столько раз пересматривал постановку во МХАТе «Дней Турбиных», если бы символика романа и пьесы не имела влияния на всю творческую и научно-техническую интеллигенцию. Ведь именно на эту социальную прослойку «из бывших» Сталин должен был опереться в беспощадной борьбе против своей партии, в культурной революции 30-х годов.

Первые большие произведения Булгакова – это осмысление художественными методами трёх альтернатив творческого пути. Причём в «Белой гвардии» Булгаков обнаруживает ту самую калитку и скрытую от преследователей дорожку, ведущую в сказочный сад Мистерии. А в «Беге» он начинает оттачивать инструменты для третьего пути – это драматургия комедии, сочетающая юмор жизненных зарисовок, гротеск сюжетной линии и переходящую на личности сатиру. В «Белой гвардии» грозный фон исторических событий принижает пафос ностальгии, делает обыденные детали уморными. Такое отношение к семейным и бытовым проблемам, которые в обычной жизни считались бы серьёзными, помогает отогнать страхи. В чём и состоит главная функция смеха. В «Беге» – наоборот, в центре повествования нарастающий негатив, разрушение судеб и распад личностей. Однако и здесь сатирическое описание, то есть смех, позволяет создателям и зрителям пьесы сохранить дистанцию, не впасть в невротическое смакование.