MMIX - Год Быка

Но может быть, Сталин мог опереться хотя бы на спецслужбы, ОГПУ и НКВД? Ведь Афраний так хорошо улавливает желания Пилата, что тот не устаёт льстить своему подчинённому. Только вот вопрос: был бы Афраний столь же исполнителен, если бы Пилат приказал ему не руководить Казнью, а скажем – инсценировать побег с помощью друзей? Был бы Афраний столь же понятлив, если бы речь не шла о политических интригах, позволяющих именно ему, а не Каифе, и не Пилату, быть вершителем людских судеб в этом городе? Прокураторы приходят и уходят, а Афраний остаётся при своём ремесле и при своей власти. Так что не приходится удивляться, что главную опору пилатчины, то есть репрессивные органы в 1930-е годы пришлось несколько раз репрессировать самих, чтобы привести к лучшему пониманию.

Но может быть, было бы достаточно репрессий против элит? Это если бы Сталин взял, да и решил «пожалеть» народ. Но разве он имел такую возможность? И разве дело лишь в злобности и мстительности тирана? Разве не ходил сам «наместник» под постоянной угрозой смерти, если бы не учитывал интересы влиятельных внешних сил. Конечно, и среди внешних сил царило полное отсутствие взаимного понимания, как и непонимание всех последствий. Но как раз в этом внешнем контексте такое непонимание давало шанс. И наш Пилат этим шансом воспользовался, за какие-то 10-15 лет превратив страну во вторую сверхдержаву мира.

Палящее солнце, сжигающее Лысую гору, казнящее всех – и жертв, и палачей, вполне работает как метафора для 1930-х. В таком случае, тёмная грозовая туча имеет достаточное сходство с надвигающейся мировой войной. Внешняя угроза становится, наконец, основой для минимального взаимопонимания. Как это ни странно, но именно большая война спасла русский народ от Казни, пролила на бесплодную, выжженную землю безбожной веры потоки воды, символизирующие надежду. Война возвратила смысл существования и богоборческой интеллигенции, и раздавленной церкви, и спецслужбам, и сталинской номенклатуре, вынужденно объединив их судьбу с судьбой народа. Но это будет позже, на следующей стадии развития Русской Идеи. А пока, в конце 16 главы, речь шла лишь об одном слабом ударе. Палач «тихонько кольнул Иешуа в сердце». Было и такое происшествие на рубеже 1940-х, советско-финская война, по итогам которой Россию посчитали было скончавшейся. Многие враги тогда сбросили её со счетов, и обманулись в своих ожиданиях.

Вот такую апологию Понтия Пилата протаскивают порою в нашей печати отдельные литераторы. То ли ещё будет дальше, в 17 главе.

39. 93-й год

Что-то мы вслед за Автором увлеклись историческими примерами и иллюстрациями к предыдущим трём «ночным» стадиям Надлома. А про Ивана Понырёва как будто забыли. Что же чаемая идея новой гуманитарной науки всё это время тоже спала? Похоже, что так. И это тоже необходимый этап развития Идеи, когда творческий дух безмолвствует или только задаёт вопросы, а вся энергия уходит на взаимную борьбу течений, на бесплодные хождения по кругу и попытки штурмовать небеса. Без этих трудных ошибок нет ни опыта, ни выявленных противоречий, которым ещё только предстоит стать закономерными парадоксами. Однако, и в утренней главе 17 «Беспокойный день» не присутствуют ни Иван, ни Мастер, ни Воланд, да и два духа из свиты Воланда упомянуты лишь в виде последствий их визитов в Зрелищную комиссию и её филиал. Вот такая «бездуховная» картина предстаёт перед нами на первый взгляд. Да, и на второй взгляд тоже, даже если за сюжетом сатирической пьесы увидеть резкие повороты политической истории начала 1990-х.

В рамках общего разоблачения мы уже обнаружили прототипов действующих лиц 17 главы. Председатель Конституционного Суда Зорькин не только внешне близок к образу бухгалтера Ласточкина, но и на самом деле в период с 21 сентября по 6 ноября 1993 года оставался за старшего в нашем политическом Варьете. Все остальные политики либо ушли в тень, либо оказались в роли бестелесного Прохора Петровича – руководства Верховного Совета без депутатского корпуса. Зорькин был единственным политиком, не убоявшимся вступить в прямое общение с опальным Съездом. Однако общение это оказалось несколько односторонним, и было прервано появлением сотрудников МВД в окрестностях кабинета Прохора Петровича.