MMIX - Год Быка

«…некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе».[96]

Можно быть уверенными, что мы нашли истинный первоисточник сюжетного поворота с ограблением Бездомного в 4 главе. Затем поэта, израненного душой и телом, так же привозят в гостиницу, то есть во временное пристанище для излечения. Такого рода гостиницу в наше время принято называть клиникой. Два динария, которые даны содержателю гостиницы означают мудрость – главное качество доктора Стравинского. Содержание этой притчи, несомненно, глубже и сложнее, чем её проекция на текст Романа. Но истолкование Романа помогает нам лучше понять смысл притчи.

Понятно, что самарянин – это тот самый творческий дух, помогающий заблудшему «внутреннему человеку». На нисходящем пути от Иерусалима приобретается негативный опыт, а затем с помощью доброго самарянина происходит восхождение к городу, не имеющему разделяющих стен (в этом заключается символика Иерихона). На этом пути самарянин на какое-то время покидает личность, оставляя её на попечение временного управителя. Разве не такое расставание с Христом произошло с человечеством к концу 19-й стадии всемирной истории? И ещё стоит заметить, что понятие самарянин для жителей древнего Ершалаима – то же самое, что иностранец для жителей Москвы в ХХ веке.

Можно также увидеть в эпизоде с бароном Майгелем проекцию притчи о брачном пире: «и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избранных».[97] В притче, как и в 22 главе перед этим тоже идёт речь о войне.

В сюжете притчи о хозяине виноградника[98] можно обнаружить эпизод с раздачей динариев всем пришедшим вечером, к двенадцатому часу. Похожая раздача червонцев происходит вечером в двенадцатой главе, а в 11 главе происходит обращение последнего из работников, плохого поэта в первого ученика. Ещё одна евангельская притча о плевелах[99] поможет нам понять, почему раньше всего, в начале пути Воланд одет в серые одежды, где белый цвет пшеничных зёрен истины смешан с тёмными плевелами ошибок и ложных суждений. Причём в конце пути, в процессе жатвы необходимо сжечь всё, кроме спасённого знания, что и происходит в главах 27-30.

Можно уверенно говорить о евангельских притчах как одном из главных источников для сюжета и образов Романа, не говоря уже о его духовном смысле. Вторым столь же важным источником сюжетных поворотов и образов стал исторический сюжет евангелий, деяний и иудейских войн. Наконец, ещё одним первоисточником являются сюжеты и образы Апокалипсиса, связь с которым мы обнаружили в начале 32 главы.

Почему в финальной главе мы обнаружили лишь второе из посланий церквам Асии? Немного поразмыслив, можно найти достаточно простой ответ. Смысл лирического отступления предполагает, что сюжетное время в этом отрывке книги совпадает с течением жизни Автора, точнее в данном случае – со временем его смерти в 1940 году. Отрывок из первой главы, соответствующий первому посланию Эфесской церкви, связан с 20-ми годами ХХ века. Смерть Автора запечатлена в сюжете Романа в виде ныряния Ивана в холодную глубину реки. Следовательно, если мы хотим найти в тексте следы третьего и последующих посланий Апокалипсиса, то нужно использовать исторический подтекст в последующих главах после 4-й.