MMIX - Год Быка

Двойственное и не вполне адекватное состояние Маргариты подчёркивается Автором с помощью довольно таки пикантных деталей: «– Почему королевской крови? – испуганно шепнула Маргарита, прижимаясь к Коровьеву». А чуть позже эта же неодетая особа захочет подменить Геллу возле ног Воланда. В оправдание героини заметим, что и Коровьев, и Воланд, каждый по-своему, подыгрывают Маргарите, чтобы она как-нибудь прежде времени не научилась различать добро и зло. В этом смысле изображение райских кущ в 23 главе становится вполне метафорическим.

Что касается мотивов Коровьева, то они всем ясны, несмотря на известное лукавство в каждом его слове. Если не быть, то хотя бы выглядеть хозяином положения – вот девиз настоящего Мефистофеля. Например, Фагот явно недоговаривает, переводя стрелки на «мессира», когда Маргарита удивляется отсутствию света на лестнице в начале 22 главы. Воланд находится в другом помещении, а здесь именно Коровьев не желает быть узнанным.

Кстати, в книге Бузиновских о прототипе Коровьева – «золотом телёнке» Роберто Бартини есть и такая подробность, будто бы он страдал заболеванием глаз и поэтому принимал гостей всегда в затемнённом помещении. Однако это вполне могло быть уловкой связника между советским руководством и европейскими закулисными союзниками. С такой легендой и собственную внешность легче скрыть от лишних глаз, и двойника подсунуть на время отсутствия в стране. Тот факт, что у Булгакова стрелки переведены на Воланда, якобы не выносящего электрического света, мог быть частью сложной игры Булгакова, участвовавшего в кружке «Атон» вместе с авторами «Золотого телёнка». Наш Автор тоже мог в обмен на лояльность ОГПУ пообещать написать роман о чёрте с чертами конкретного резидента. Но в отличие от других членов кружка Булгаков предчувствовал разгром ОГПУ и своё освобождение от взятых обязательств. Тем не менее, двойное или тройное дно в Романе сохранилось как продолжение этой опасной игры.

Однако вернёмся от прототипов к героям Романа. Мы вроде бы уже вычислили, что Коровьев-Фагот, олицетворяющий сам дух материализма – это и есть муж Маргариты. То есть на лестнице в пятом измерении она встретилась с вроде бы отвергнутым, но всё ещё мужем. Есть ли этому, ещё более пикантному обстоятельству какие-то подтверждения в тексте 22 главы? Прямых нет, а вот косвенных – сколько угодно. Во-первых, «внешность Коровьева весьма изменилась». Нужно думать, что и предыдущий клетчатый наряд с треснувшим пенсне был уже изрядным изменением для командировки по сравнению с солидной внешностью прежнего «инженера человеческих душ», которую знала его жена. И потом, разве нас удивляет, что столичная творческая общественность, которую собственно и олицетворяет Маргарита, не узнаёт кого-то в лицо, особенно если и не желает узнавать. Скажем, в 1991 году молодая поросль советской экономической науки сменила роговые очки марксистов на извлечённое из дореволюционных времён треснувшее пенсне либеральных демократов. Но как были экономическими детерминистами, то есть материалистами до мозга костей, так и остались, несмотря на все переодевания. Зато сорвали аплодисменты пожелавшей обмануться столичной общественности во время представления с приватизационными ваучерами-червонцами. Когда же обман быстро вышел наружу, то академическая общественность сделала вид, что она как бы и ни при чём, и это не советская наука воспитала младореформаторов, и не она подталкивала власть к либерализации ради сиюминутных благ. Поэтому будет вовсе не удивительно, что и сейчас, когда мировой финансовый кризис вот-вот похоронит под кучей «токсичных отходов» либеральную версию материализма, сам дух опять окажется в первых рядах борцов с проклятым прошлым. И судя по всему, будет переодет как раз в нобелевскую униформу академической науки.

Сразу после встречи Маргариты с Коровьевым прозвучала и ещё одна туманная фраза: «Удивительно странный вечер, – думала Маргарита, – я всего ожидала, но только не этого!» Вроде бы по тексту «этого» относится к темноте. Только что же такого неожиданного в темноте на лестнице поздним вечером около полуночи? Ну да ладно, не будем придираться к словам или мыслям бедной женщины. Но всё же отметим и такую деталь: «Коровьев понравился Маргарите, и трескучая его болтовня подействовала на нее успокоительно». Ничего не попишешь, но признаем, что наша подзащитная оказалась первой и единственной, кому симпатичен наглый гаер. Впрочем, Ивану Бездомному его болтливый наставник Берлиоз тоже нравился вплоть до конца 11 главы, в отличие от Воланда.