MMIX - Год Быка

В общем, мы опять вернулись к началу и нашли ещё одно подтверждение тому факту, что в каждом великом романе содержится притча. И каждая такая притча, по выражению Гоголя, является историей души самого писателя и одновременно историей души целого поколения. В нашем случае – историей души советской интеллигенции XX века, пытавшейся поставить себе в заслугу плоды творчества предыдущего поколения русской дворянской интеллигенции. Но русская интеллигенция служила Богу, хотя и разлила масло, растратила духовную энергию на тщеславные проекты вроде возвращения Константинополя. Поэтому творческий дух Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского одарил мир бессмертными шедеврами. А вот пришедшая на смену светская интеллигенция, она же советская, порадовала измученными сагами как «Доктор Живаго» или «Жизнь Клима Самгина». Нет, с мастерством у светских писателей всё в порядке, а вот с глубокими образами и идеями – швах, пришлось даже заимствовать из оккультных источников, у нелюбимого мужа. И в советское время случались шедевры, но в порядке исключения. Гениальный «Тихий Дон» сотворил не только мастер Шолохов, но и христианский дух погибшего казачества. Да и Булгаков, по правде сказать, как был, так и остался в душе «белогвардейцем».

Вернёмся на лестницу к Маргарите и к Коровьеву, чтобы сделать промежуточный вывод. В целом план Коровьева, желавшего возвратить Маргариту в семью и в подвал к мастеру, не удался. Маргарита, как чуткая ведьма, уже должна была засомневаться в том, что это принесёт ей ожидаемое счастье. Хотя в данном случае главное, что у неё сохранилось это желание – стать счастливой музой, то есть спастись через настоящее целомудренное чадородие. Слово «целомудренный» здесь, как и в послании апостола Павла, не имеет отношения к сексуальной сфере.

Целомудренность – это антоним разделённости, что легко читается из этимологии слова. Единство, снятие барьеров между тремя ипостасями личности – телесной, душой, духом, а также между духом и «внутреннейшим», то есть божественным источником творческого духа. Если дух, «внутренний человек» обожает не Бога, а свою жену, то есть душу смертного человека, это и означает барьер между личностью и творческим духом. Этот барьер приводит к дефициту духовной энергии, которой не хватает ни на поддержание мастерства, ни на движения души. В состоянии разделённости творческий дух может общаться с каждым из трёх, и направлять их в нужном направлении. Но ситуация очень похожа на детскую загадку про волка, козу и капусту, которых нужно переправить через реку, чтобы они вместе соединились на другом, высоком берегу реки. Это гармоничное соединение мужа, жены

и мастера при участии творческого духа и является состоянием целомудрия. Только это состояние целомудрия и святости, то есть истинного духовного знания, является необходимым для чадородия, подлинного творческого состояния, спасительного для

жены и через неё – для мужа.

Вот такое сложное истолкование простой сцены с участием Маргариты и Фриды. Осталось задать один вопрос: Допустим, Фрида – это подстроенный образ-ловушка, чтобы оттолкнуть Маргариту от ангельского прообраза Гретхен к образу французской ведьмы королевских кровей? Но ведь Маргарита узнаёт себя в этом образе. Кроме того, «ребёнок» от мастера или ещё не рождён, или рождён от другой жены. Тогда выходит, найденная нами параллель со сценой Тюрьмы

в «Фаусте» не верна?

Однако в делах духовных история души может быть лишь проиллюстрирована аллегориями из обычной жизни жён, мужей и любовников. Истинная подоплёка несколько сложнее, и подробнее рассказать обо всех взаимосвязях можно разве что с помощью многослойного Романа-притчи. На самом деле оба вывода верны: её «чадо» ещё не рождёно, но «ребёнок» уже был рождён от другой. В масштабах всемирной истории можно считать, что это была Гретхен, душа христианской Европы, погубленная соблазнами и натиском материалистического духа. В российской истории тоже был такой же период, когда христианская муза Гоголя родила роман, задушенный в колыбели. И дело не в конкретной рукописи, а в гибели мечты об обновлении общества на основе прежней православной традиции.

Однако верно и то, что сама Маргарита пока не родила, но сопереживает смерть ребёнка бедной Гретхен как своего. В этом сопереживании и есть шанс спасения для будущего чада Маргариты, и для неё самой. Хотя, конечно, такое неравновесное состояние души героини могло бы заинтересовать доктора Стравинского. И в этом тоже проявляется параллель с раздвоением Ивана в 11-13 главах.