Мне 40 лет

Старики прожили жизнь в полном вранье государству, которое ненавидели, считали вором и сами обкрадывали как могли. В полном вранье по отношению к вере: разрушили церковь и пустили её куски на подправление собственных домов. Потом построили новую и, так и не поняв, православная она или униатская, ходили в неё тусовки ради. Давали взятки натурой по всей управленческой лестнице от председателя колхоза до фельдшера и библиотекарши. Чтили семью, но ограниченное пространство села, в сочетании с украинским темпераментом, делало местную сексуальную жизнь почти промискуитетной. Короче, они не были лживыми злодеями. Они были старыми лживыми детьми и сочиняли друг о друге такое, за что в более цивилизованном обществе давно поубивали бы.

Как только дом был куплен, меня попробовали на вшивость: настоящая баба или так себе. Однажды утром мы обнаружили Фроську, косящую траву на дальнем куске нашей земли. Саша, как человек интеллигентный, не понимал, что надо делать, дети неистово желали сломать ей косу, и мне пришлось прямо с постели, в длинном английском халате пилить через все двадцать пять соток сада и нарисовываться перед Фроськой в позе «руки изо всех сил в боки».

— Ну, шо, вже проснулась? — сладко заулыбалась Фроська. Мой обычный подъём в двенадцать был одним из самых крутых поводов для насмешек старух, встававших с петухами.

— Что вы здесь делаете? — заорала я, активно понижая тембр голоса.

— Ничого… — улыбнулась Фроська. — Травку косю на корову. У тэбэ ж у Москви коровы нимае. На шо ж тэбэ травка?

У Фроськи коровы тоже не было. Кто-то подослал пьянчужку, чтоб разведать, какое у новой хозяйки чувство своей земли, поскольку я с постоянными «извините» и «будьте любезны», казалась хорошо сгибаемым персонажем.

— Вот что, Фрося, — прорычала я нижними регистрами глотки, припоминая брань из советского кино. — Если ещё раз на мою землю ногой наступите, будете всю оставшуюся жизнь на лекарства работать. Ясно? У нас в Москве так принято, если кто на чью землю полез, то прямо той косой бьют по голове! И ни один сельсовет не заступается!

Я сузила глаза до гнусных щёлочек и грудью пошла на Фроську, как это делали в разборках местные бабы. Конечно, если бы Фроська меня толкнула, я бы летела до соседнего села, но она испугалась напора и пятилась, пока не оказалась на дороге, причитая про жадность москалей на травку для коровы. Улица Паланка одобрила моё поведение, яростно обругав «Фроську-пьяничку». При моём проигрыше, естественно, было бы наоборот, поскольку паланчане беззаветно присягали на верность сильному.

В первое же лето я объелась украинской экзотики, захотела праздности интеллигентских дач и вернулась в Москву с агитационной пропагандой о том, что необходимо создать в Пастырском новое Переделкино. Хотя на самом деле мне хотелось не Переделкина, где классики бродят по аллейкам, изображая творческий кризис, и обсуждают, как вчера пили и трахали официанток или жён других классиков.

Глава 23 АУРОВИЛЬ ПО-ПАСТЫРСКИ

Как у всякой романтической идиотки, у меня была мечта-идея о городе солнца. Давным-давно я узнала об индийском городе, находящемся недалеко от Бенгальского залива, по имени Ауровиль. Я была поклонницей Шри Ауробиндо, утверждающего, что совершенное общество не может быть создано или состоять из людей, которые сами несовершенны. Я знала, что Ауробиндо и его ближайшая соратница, француженка Мира Ришар, построили совершенный город. Мира Ришар написала идеологический концепт; лучший ученик Корбюзье, Роже Анже, разработал архитектурный план города; и 28 февраля 1968 года собравшиеся из разных стран пятьсот людей начали жизнь в Ауровиле.

Городская архитектура сочетала в себе дерево, стекло, камень, металл и тростник. В городе не существовало фамилий, женщины рожали в своих домах, автомобили были запрещены, а их место занимали велосипеды. Жильё строилось на деньги общего фонда, новому жителю давался годовой испытательный срок на этические правила, принятые здесь, в жизни города использовались только экологически безопасные технологии, например газ добывался из закваски биомассы от отходов ферм.

Это не было академгородком, это не было сектой. Это просто было место, в котором приличные люди договорились жить по приличным правилам.

Короче, я решила устроить в Пастырском Ауровиль и с удовольствием расскажу, что из этого получилось.

Первым приехал кинодраматург Аркадий Сарлык, тот самый член профкома драматургов, что попал в Книгу рекордов Гиннесса за самое долгое хождение спиной вперёд. Он купил хату, половина крыши которой была шиферная, половина соломенная с дырками. Привёз симпатичную очередную жену, маленькую дочку, пишущую машинку, гитару и гирю. Себя, машинку, гитару и гирю он поселил под шифер, остальных под дырявую солому.