Мне 40 лет

Не скажу, где я тогда работала — иначе персонаж можно высчитать, — но однажды в обеденный перерыв в буфете ко мне подсела дама лет сорока из соседней конторы, казавшаяся мне тогда величественной старухой. Я ела пошлую сосиску, а она тянула из бокала изысканное вино, которое специально для неё держала буфетчица. Она помурлыкала о разном и пообещала принести суперзапрешённую книжку. Я стала ходить обедать вместе с ней, слушать её истории. Мне завидовали. Она была начальницей, слава богу, не моей, некрасивой, умной, образованной, стильной, успешной и одинокой. Начала делать шикарные подарки — книги из серии «Библиотека поэта», на чёрном рынке такие книги стоили две моих зарплаты.

— Пустяки, — говорила она. — У меня нет детей. Кому пойдёт библиотека?

Через какое-то время предложила посмотреть библиотеку целиком, в воскресенье, а заодно и пообедать. Я раздувалась от гордости. С детства мне объясняли, что приходить с пустыми руками в чужой дом неприлично, а по примете, в дом, в который ты хочешь ходить часто, в первый раз полагается приходить с чем-то мучным. Долго изводясь в арбатской булочной и выкраивая на обмылки зарплаты шикарное приношенье, я опоздала на полчаса. Хозяйка была недовольна. Хмуро провела экскурсию по квартире, уставленной антиквариатом, и усадила за стол. На нём были такие изыски еды и сервировки, что я почувствовала себя пастушкой, приглашённой к английской королеве. Выпили по бокалу хорошего белого к рыбе, какой я сроду не видала, хозяйка закурила и начала грустно рассказывать про папу-маму, хорошую семью, задетую тридцать седьмым, про одиночество…

От вина, рыбы, интерьера и оказанного доверия у меня в груди образовался ком. Она посмотрела очень грустно и серьёзно и спросила:

— Ну, и что ты обо всём этом думаешь?

Я собрала в кучку молодые мозги и уж было придумала, как элегически отвечу о душе, жизни и отечественной истории, но она пришторила глаза ресницами и положила руку на мою коленку.

Вот тут-то я выпала в осадок. Я уже ожидала этого от дядек всех видов и мастей, но чтобы… Я хрипло сказала:

— Мне надо выйти на минуточку.

— Найдёшь ванную? — спросила она томно.

— Ага, — сказала я, преувеличенно заискивая, бросилась к двери и рванула в чём была на двадцатиградусный мороз. Дело было в центре, и такси я поймала до обморожения, дальше предстояло ездить по подругам в надежде, что кто-то окажется одновременно и дома, и при деньгах, и что-то верхнее на меня натянет. Утром следующего дня я пришла на работу в лёгкой курточке и обнаружила шубу, шапку, шарф, варежки и сумку, аккуратно сложенными на своём рабочем столе. С тех пор она не здоровалась, а подружки по очереди приходили ко мне обедать, чтоб поглядеть на неё. Она это понимала и вела себя ещё более подчёркнуто независимо, тянула всё то же вино, курила всё те же сигареты и шутила с буфетчицей хрипловатым голосом.

Я, конечно, знала, кто такие лесбиянки, но не была готова к тому, что у них возможны те же самые приёмы, что у презираемой мною части мужчин, для которых секс реален без согласия второй стороны, а психологическое задавливание входит в набор сексуальных возбудителей. Я готова всеми способами защищать права сексуальных меньшинств, но я ненавижу взрослых растлителей. Для меня не принципиальна чужая сексуальная ориентация, но когда я вижу, что кто-то лезет к молодняку и пытается из юношеских незащищённости, проблемности и одиночества выгадать на свои сексуальные нужды, я зверею как бык на красную тряпку. Я веду себя как квочка, и ходить по ночным клубам со мной просто неприлично, потому что я опекающей мамкой лезу в чужие альянсы с кондовыми: «Девочка, протри глаза, он тебе в дедушки годится. Мальчик, беги от этого козла».

Мне было восемнадцать. Алгоритм отношений с противоположным полом выглядел однообразно: либо меня грязно домогались, либо я истерически влюблялась ровно до мига обвального разочарования. И то, и другое не казалось мне венцом отношений между полами. С одной стороны, постель представлялась мне местом максимальной психофизической реализации, с другой стороны, я понимала, что гипотетически среди мужчин ровно такое же количество нормальных людей, как и среди женщин, с которыми можно строить честные человеческие отношения. Я догадывалась, что, как и любой другой, этот предмет может быть изучен, но не представляла, где взять учебники.

В русской классической литературе об этом не было ни слова — все бабы там покорно ждали, что их заметят и обольстят, потом бросят или поведут под венец. Подруги знали ещё меньше меня, мама понимала только модель, в которой один сверху, другой снизу. Дамы постарше говорили исключительно об одном: мужика надо охмурить и дурить всю жизнь. Чем мужик оказывался задуренней и богаче, тем брак считался удачней и тем омерзительней выглядело это со стороны. Клянусь, но первую нормальную супружескую пару я увидела только на собственной свадьбе: это были мои свёкор и свекровь.