Мне — 65

Со мной явилась вся моя бригада, а также с десяток работяг соседних участков. Все сильно поддатые, чтобы не сильно смущаться в таком заведении, так объяснили, пришлось это объяснение проглотить. М-да, тот скандалец там помнят даже сейчас…

Я сидел вместе с руководством на сцене за красным столом и откровенно потешался над этими убогими червяками, что именуют себя солью культуры, цветом нации и прочими красивыми словами, а на самом деле только ущербные обозленные людишки, к тому же лишенные ума и таланта, давно перегрызшиеся за места и потому пылающие ненавистью к новому человеку, который вошел на их крохотный Олимп с неимоверной легкостью, растолкал локтями и уселся на самой вершине!

Абсолютно все, как руководители обкома партии, так и все поголовно писатели, были полностью уверены, что я спешно начну закреплять успех, пойдут один роман за другим – все на рабочую тематику, буду хватать квартиры, дачи, машины, премии, бабки, должности… Они бы так сделали все поголовно, все стадо.

Да и нынешнее стадо, уже не при Советской власти, разве поступило и поступает не так же?

Я же вслед за «Огнепоклонниками» выпустил крамольную «Шпагу», попал в «черные списки» и разом потерял все. Вот так играть надо!

Да, кстати, надо рассказать, как меня принимали в ряды партии. Это отдельная песня, мне просто неловко перед теми людьми, хорошими и честными, над которыми я тогда вдоволь поиздевался. Дело в том, что обком партии с высоты указал райкому: вот такой молодой, талантливый, кроме этого – выходец из рабочей среды и вдруг все еще не член партии?

Тут же пришло строгое предписание – принять. Срочно!

Естественно, такому кандидату предложила рекомендации вся верхушка руководства: председатель харьковской организации Владимир Петров, секретарь партийной организации Виктор Лагоза и ответсек журнала Юрий Стадниченко. И вот меня ведут в райком партии…

Председатель приемной комиссии, генерал в отставке Бережной, ветеран войны, танкист, горевший в танке, с красивым мужественным лицом, испещренным белыми шрамами, посмотрел на меня буквально с ненавистью, его передернуло, прорычал:

– Длинноволосый?.. В свитере?

Виктор Лагоза, секретарь нашей партийной организации, попробовал вступиться:

– Но… это же писатель… у них, знаете ли, чуть более свободные манеры…

Председатель рыкнул:

– Но вы же в костюме и при галстуке? Пусть придет одетым как положено.

Нас вытолкали едва ли не в шею.

Естественно, я не подумал ни стричься, ни менять свитер на костюм, которого у меня, кстати, и не было. Это ведь вам надо меня в партию, а не мне. Я – писатель, а все остальное – мелочи.

Через десять дней меня повели в райком партии снова. Я все в том же свитере, с длинными волосами. Бережной скрипнул зубами, в глазах бессильная ненависть. Под стеной сидят на стульях с десяток ветеранов партии, приемная комиссия, смотрят с неодобрением.

Лагоза представил меня, коротко рассказал, кто я и что я, всячески напирая на рабочее происхождение, затем Бережной обратился к членам комиссии:

– Есть у вас вопросы?.. Мы должны выяснить, разделяет ли идеалы партии, знает ли вообще, что является основой нашей партии?.. У меня вопрос к вам, товарищ Никитин… что такое демократический централизм?

Я подумал, подумал, пожал плечами.

– Наверное, демократия в центре внимания?

Он потемнел, с силой вдохнул, задержал воздух, после паузы выдохнул и задал второй вопрос

– С какого времени можно вступать в ряды партии?

Я опять подумал, ответил нерешительно:

– С двадцати одного?.. Нет, с двадцати трех!

Члены приемной комиссии смотрели как на марсианина. Бережной стал совсем черным, сказал хрипло:

– Полагаю, что товарищ Никитин не готов к вступлению в ряды партии. Я так и доложу в обком партии.

На обратном пути расстроенный Лагоза спросил с тоской:

– Юра, что с тобой?.. Почему ты не ответил, что такое демократический централизм?

Я огрызнулся:

– А откуда я знаю?

– Юра! Из обкома пришло указание принять тебя обязательно!.. Потому тебе задали только те вопросы, ответы на которые ты знаешь наверняка!

– Почему?

– Но это же записано первым пунктом в Уставе Комсомольца! Как и то, с какого возраста…

Я развел руками.

– Но если я не был комсомольцем? И того устава в глаза не видел?

Он ахнул.

– Не был комсомольцем?

– Если честно, – ответил я, – не довелось даже пионером. Так уж получилось. Я был второгодником, хулиганом и все такое…

– Никому не говори, – предупредил он. – Я вообще такое не понимаю. Просто невероятно… Ты не марсианин? Если кому-то еще удается проскочить мимо комсомола… ну там зэки или эвенки в тундре, то не быть пионером?.. Ладно, тогда с тобой понятно. Я даже не знаю, что и делать.

Я отмахнулся.

– А ничего не делать. Ни лучше, ни хуже писать не стану.

Однако, как потом выяснилось, из обкома пришел строгий приказ принять Никитина в ряды партии любой ценой. На следующее заседание приемной комиссии меня отвели все в том же свитере и с длинными волосами, представили ветеранам партии, после чего… проголосовали, не задав ни единого вопроса, что, конечно же, являлось нарушением.