Мне — 65

Да лучше бы поддакнуть, это понятно, но что-то вот не дает – и все. Ступор какой-то. Как вот говорят, рука не поднялась, язык не повернулся, так вот это самое: не могу поддакнуть, согласиться или хотя бы промолчать. Ну на фиг лезу со своим просветительством к тем, кому на свету неуютно? И все-таки лезу. Наверное, в самом деле дурак.

В обществе, где существует давление власти, возникает естественный протест снизу, чаще всего бессильный и беспомощный, но все же протест. Ловкие люди тут же воспользовались и этим обстоятельством, умело играя на слухах, что вот они только что написали великолепную и умную книгу, но ее ни за что не издадут, потому что там есть острые места…

Если же рукопись все же проходила в печать – эти люди умеют пробивать и проталкивать, – то тут же распространялся слух, кто «все самое интересное» вырезала цензура. И что автор находится чуть ли не в «черных списках». Я прекрасно знаю, что эти авторы никогда-никогда и близко не были к «черным спискам», но общественному мнению нужны герои-борцы, и вот эти люди прекрасно имитировали борьбу с деспотическим режимом, в то время как настоящие борцы влетали в «черные списки», отправлялись в лагеря, попадали в психушки.

Я застал и присутствовал при очень мерзкой игре весьма ловких ребят от литературы, что сумели поставить себя в роли борцов. Это автоматически зачислило в их читатели всех, кто ненавидел эту гребаную власть, а ненавидели ее практически все. Кто сумел всех, кто не принимал присягу им личной верности, немедленно объявить врагами демократии, прислужниками тоталитарного режима, гадами и сволочами, которым вполне этично вредить всеми методами, шельмовать, придерживать их рукописи, хулить в прессе, не давать нигде ходу.

Кстати, даже сейчас в Ленинграде, а теперь Санкт-Петербурге, писателями, к примеру, считают только тех, кто сидел и сидит с открытым ртом на определенных семинарах, а остальные авторы как вроде бы и близко к литературе не стояли. Ничего не забыли и ничему не научились, как сказал кто-то о Людовиках. В Питере смена режима тоже не заставила по-другому посмотреть на реальность и увидеть, кто есть ху на самом деле.

Тема бессмертия в литературе – запретная тема! Почему, зачем – понять я не мог, но всегда сражался против этой нелепости. И хотя это походило на сражение муравья со стадом слонов, все же я не отступал и… вот оно пришло время и бессмертных троих из леса, и трансчеловеков, и вообще рассыпались железные стены запретности.

Но тогда нельзя было сказать доброго слова о бессмертии, разрешалось только пинать его, уничтожать, изничтожать, оплевывать, обличать, а также обязательно доказывать, что нет ничего прекраснее человеческого тела, что только в человеческом теле надо жить и оставаться в нем всегда и при всех обстоятельствах. Для подтверждения этого идиотского тезиса шли косяком, как рыба на нерест, рассказы и повести, где к умирающему калеке приходит ученый и умоляет либо переселиться в тело киборга, либо в тело выращенного клона, и почти всегда герой гордо отвергает и умирает. А в тех отдельных случаях, когда поддается слабости и переселяется – надо же дать что-то интересное! – вскоре горько раскаивается и обрывает жизнь самоубийством.

Меня всегда это удивляло, а потом и начало бесить. Культ человеческого тела – это эллинизм, кто знает, тот сразу вспомнит, кто такие эллинисты. Это те, кто предал свой народ и вместе с греками уничтожали его усердно, а потом еще встащили свинью на алтарь, сварили и съели.

И не фиг кивать на Библию, мол, каким Бог сотворил человека, таким должен и помирать, – это дурость и непонимание: под руководством Бога человек совершил обрезание, то есть редактировал созданное Богом, что значит положил начало изменениям. Потом начали делать костыли, искусственные зубы, челюсти, протезы, сердечные клапаны, пошли пересадки сердца, почек…

Читая рассказы, как умирающий калека отказывается от бессмертия, я всякий раз спрашивал себя: неужели это только я такой урод, что вот прямо сейчас, будучи молодым и сильным, здоровым, мастером спорта, у которого жизнь впереди, взял бы и охотно переселился бы в тело киборга или даже гигантского компьютера? Ведь это же столько новых возможностей, это же так много можно узнать, ощутить, совершить!

Ессно, на меня смотрели с отвращением, а рассказы о бессмертии, где оно не топталось ногами, мне тут же заворачивали. Да, я допускаю, что и такая идея о бессмертии, как о его неприемлимости, может существовать в литературе, но это жутко, когда она объявляется единственно верной и вообще – единственной! С одной стороны – тоталитарная власть, с другой – эта литературная мафия, преследующая свои узкоклановые цели и растаптывающая всех, кто не поцелует кольцо на руке дона.

Да ладно-ладно, я же не указываю пальцем?

Распухли грудные железы. Боли нет, но подходит весна, а там наступят летние месяцы, когда придется снять верхнюю одежду, а у меня эти безобразные наросты…