Мне — 65

К слову сказать, это отмечали все подписчики и покупатели, наши книги были едва ли не самыми удачными по исполнению и грамотными. Здесь сказалось то, что я знал в Союзе Писателей всех, кого стоило бы привлечь, и в числе первых привлек Томберга. Мы познакомились еще в те старые дни. Он тогда принимал партийные взносы у переводчиков. Сейчас я привлек к работе его, а он – лучших и наиболее профессиональных переводчиков, только членов Союза Писателей, которые ранее переводили Хемингуэя, Селинджера, Джойса.

Это уже потом придет эпоха малограмотных мальчиков, что переводят тексты с помощью компьютерной программы! Напоминаю, что мы, «Змей Горыныч», работали тогда, когда не было еще ни «ЭКСМО», ни АСТ, ни каких-либо ныне существующих коммерческих издательств.

Пришли на рынок на Цветном бульваре, Лилия ходила ошеломленная, старалась купить все подешевле, и вот наконец мы зашли в молочный отдел. Купили молока и сметаны, в это время одна немолодая продавщица обратилась к Лилии:

– Доченька, купи сливок!

Лилия растерянно переспросила:

– Что?

– Сливок, доченька, – повторила продавщица, – очень хорошие сливки. Свежие!

– Что? – переспросила Лилия. Ее нежные щеки залило жарким румянцем. – Что купить?

– Сливки, – повторила продавщица уже растерянно, – хорошие сливки… Свежие…

Уже и соседние продавщицы и продавцы начали прислушиваться. На перекрестье взглядов Лилия совсем залилась краской. Я поспешил на выручку:

– Ничего, у нас сливки зовут обычно вершками. Да, мы берем.

– Сколько?

– Да эту бутылку и берем. И ту, что побольше, – тоже.

Расплатившись, мы забрали покупки и поспешно вышли. Я шепотом объяснил, что такое сливки, глаза Лилии наполнились слезами.

– Ну что тут такого?.. Да, я в самом деле никогда не видела сливок! И что, это позорно? Ты же знаешь, мы были бедными, очень бедными. У меня никогда не было ни одного платья, купленного в магазине: сперва мне шила мама, а потом уже я сама!.. Этот комбинезон, который тебе так нравится, я сама сшила! И плащ на мне тоже сшит своими руками!

Я сказал торопливо:

– Лиля, все в порядке, все в порядке… Но ты выглядишь так, что тебя можно на рекламу рыбьего жира. У тебя настолько чистое юное лицо, словно всю жизнь питалась экологически чистыми и сбалансированными, а фигура у тебя такая, будто у тебя десять тренеров по шейпингу!

Дома я разлил сливки по стаканам и смотрел, как Лилия, мать двоих детей, впервые в жизни пьет их. Я чувствовал, что у меня самого наворачиваются слезы на эту несправедливость жизни: ну почему, почему она обделяла этого прекрасного ребенка так долго? Ну что это за жизнь, когда взрослый человек, очень даже взрослый, не знает даже слова «сливки»? И что за страна, где целые регионы живут, по сути, за чертой голода, и это считается нормой?

Но дальше случилось то, что обязательно должно было случиться в фирме, где хозяин не вор в законе, что любого достанет и посадит на нож: один из самых близких и доверяемых в фирме решился прокрутить собственную операцию, пользуясь моим полным доверием, и тем самым лишил ее всех денег.

Лиля долго плакала, она вообще легко ударяется в слезы, а сейчас в самом деле горько и тяжело. Даже у меня, толстокожего, ком в глотке.

– Да, – сказал я зло, – нас подставили те, на кого уж никак не могли подумать. Даже не подставили, а именно предали! И сейчас, когда мы на нуле… и даже ниже, чем на нуле, нам теперь не тягаться с могучими концернами. У них есть власть, связи, помещения, техника, производство. Но что-то есть такое, чего у них нет, а у нас есть…

– Что? – спросила она с недоверием.

– Головы, – ответил я почти свирепо. – Есть поле деятельности, когда никакие связи и власти не помогут. Когда садятся двое за шахматную доску, то побеждает тот, кто сильнее. Здесь не помогут ни связи, ни хитрости, ни подлости! На этом ринге мы побиваем и свое жулье, и американцев, и немцев, и всех-всех на свете. Для того, чтобы написать картину, нужно всего лишь холст и краски. Для того, чтобы написать книгу, нужно лист бумаги и огрызок карандаша. Издать мы сумеем… а там мы выкарабкаемся снова. Нужно только издать то, что будет раскупаться и что принесет прибыль. А там посмотрим, когда схлестнемся на равных!

Она смотрела с надеждой. Потом вздрогнула, вскинула брови:

– Но где взять такой суперроман?

– Да, – ответил я, – в этом все дело.

– У тебя… есть какие-то идеи?

– Ты же знаешь, я ими всегда полон.

Мокрые дорожки на ее щеках не высохли, блестели, но пока запруда век уже сдерживала новое море слез.

– Да, но…

– Лиля, – сказал я, – нас осталось двое. Мы не сдаемся. Но попробуем зайти с другого конца. За четырнадцать лет, которые я был под запретом, а затем в забвении, я все время от времени писал. Садился… нет, не за стол, стола у меня никогда не было, а примащивался либо с пишущей машинкой на коленях, либо на подоконнике, но все же писал. Мне было обидно, что вся Россия знает легенды о рыцарях Круглого стола, но редкий слышал о великом воине и маге Олеге Вещем, мало кто знает славянские легенды о богах и героях. Я составил такое…