Мне бы в небо

Алекс выглядит обеспокоенной, когда я возвращаюсь, она так крепко стискивает губами ингалятор, что на шее у нее вздуваются жилы. Я жестом прошу ее сидеть и протискиваюсь мимо, ища глазами телефон, хоть у меня и не будет времени им воспользоваться: дозваниваясь в отдел работы с клиентами, держать трубку и слушать автоответчик приходится пятнадцать минут как минимум.

— Как там мой малыш? О нем позаботились?

— Да, но он какой-то вялый.

— Вы его видели?

Я лгу.

— Да.

Алекс, кажется, не убеждена. Она убирает ингалятор в карман на спинке сиденья и туже затягивает ремень безопасности. Я понимаю, что это — женщина, которая пробивается в жизни, лавируя между современной уверенностью и викторианской хрупкостью.

Мы взлетаем в дыму. Теперь я тоже нервничаю. Не считая узкого коридора, который приблизительно повторяет очертания шоссе I-80, в сторону Калифорнии, небо над Центральной Невадой — это территория военно-воздушных сил, обширный район учений для новейших самолетов, среди которых есть такие быстрые, что очевидцы принимают их за НЛО. Однажды я заметил один из них — серебристую стрелу, ввинтившуюся прямо в солнце. На вершинах гор торчат тарелки радаров, которые отслеживают ход военных игр и корректируют близкие бои. Воздушное пространство Америки обладает собственной географией — это своего рода «ничейная земля», ограниченная воображаемой колючей проволокой. Если наш самолет здесь упадет — возможно, родственники об этом даже не узнают.

Алекс листает «Космополитен», который явно недостоин ее, хотя я сам делаю то же самое — в полете читаю вещи, которые ниже моего уровня. Может быть, она пытается не думать о своем коте — подозреваю, Алекс сознает, что ошиблась с дозировкой. Я представляю себе бедное создание, лежащее в коме в багажном отделении, в окружении ящиков с замороженной форелью, свитерами и теннисными ракетками. Самолет — тот же товарный вагон, только его груз включает и людей; в нас нет ничего особенного, мы — тот же тоннаж, причем менее ценный, в пересчете на деньги, нежели срочная почта.

Я достаю карандаш и бумагу и пытаюсь работать — проясняю стратегию по возвращению Арта Краска на рынок. Трудно сказать, что я исполнен оптимизма. Изгладить из памяти города Рено отравленные тако, может быть, и несложно, но восстановить имидж Арта будет нелегко. Он потерпел крушение. Говорят, что он связался с преступным миром Рено и назначил награду за голову неведомого саботажника. Надеюсь, это неправда. Даже если по его просьбе какому-нибудь уборщику или официанту переломают руки, это не вернет Арту былую славу.

Арт, вероятно, не в курсе, но он — мой единственный клиент в сфере консультаций, мое единственное отдохновение от тягот КВПР. Может быть, лучшее, на что я способен — это ускорить его падение. Строго говоря, существуют два типа консультантов — специалисты по бухучету и деловым операциям, которые воздействуют на тело пациента, и те, кто лечит душу, рассматривая пострадавшую фирму как живой организм, раздираемый конфликтами и желаниями. Фирмы чувствуют, думают и мечтают, а иногда умирают, как может умереть компания Арта, как умер отцовский бизнес. Они умирают от одиночества. Как написал в одной из своей книг Шандор Пинтер, бизнес процветает в условиях конкуренции, но ему все равно нужны любовь и понимание.

Алекс направляется в туалет, оставив меня наедине с непринятыми решениями. Каждый рейс — трехактная пьеса (взлет, путешествие, посадка — прошедшее, настоящее, будущее), а значит, пора подготовиться к расставанию — как, на каких условиях и с какими надеждами. Алекс уже знает, что я остановлюсь в отеле «Хомстед», а я — что она будет в «Харра» готовиться к мероприятию, которое начнется в восемь. Может быть, у нее в Рено есть любовник — может быть, она думает, что и я не одинок. Возможно, она права. Анита — покерный крупье, ей двадцать девять, она выпускница биологического факультета, отправилась на Запад в качестве сотрудника Парковой службы, а в итоге влилась в местную разноцветную толпу. Мы целомудренно провели вместе время месяц назад и побывали на выступлении ирландских танцоров в «Силвер легаси», но я не планирую навещать Аниту вторично. Она терпеть не может азиатов, которые заправляют клубом, и, хотя поначалу я разделял ее нетерпимость, потом мне стало стыдно. Анита — из тех женщин, которые используют «правые» взгляды вместо пистолета или слезоточивого газа — то есть для самообороны, как знак предупреждения для всяких придурков. Это очень утомительно. И поглощает много времени. Кеннеди то, Всемирный банк се…

По правде говоря, для Алекс у меня тоже нет времени — если предположить, что у нас есть какая-то перспектива, в чем я сомневаюсь. Нет, наша цель — расстаться, не строя никаких планов на вечер. Нужно использовать минуты снижения, чтобы отдалиться друг от друга и позабыть о проявленном любопытстве. Убедить самих себя, что лучше оставаться посторонними.

Пора наскучить друг другу, если возможно.