Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу

Когда, наконец, была определена дата начала процесса — 1 марта 2004 года, я знала, что мне предстоит снова погрузиться в это вонючее болото. Начало процесса откладывалось много раз, потому что следствие принимало неожиданные повороты, шло по какому-нибудь пути, затем возвращалось к начальной точке. Четыреста тысяч страниц судопроизводства, следственной комиссии, смещение судьи Коннеротта, отстранение следователей, в том числе самого Мишеля Демулена, который добился первых признаний «монстра из Шарлеруа» и обнаружил нас живыми. Отставки политиков, участие в деле системы правосудия, жандармерии, правительства. Тогдашнее министерство юстиции, которое обвинялось в том, что ратифицировало просьбу об условном освобождении монстра в 1992 году. Волна «Белого марша», расследование за расследованием, сомнения на протяжении многих лет.

Наконец, Бельгия надеялась получить правду. Надежда несколько безумная, учитывая, что речь идет о психопате.

Перед лицом этой горы, которую представляло из себя дело, я ощущала себя крошечной и всеми забытой.

Не знаю, что чувствовала Летиция. Мне казалось, и это в какой-то степени было правомерным, что, говоря с родителями жертв, говорили только об их дочерях. И я чувствовала себя в какой-то степени неуместной в этой истории, потому что я была выжившей.

Заседания суда должны были проходить в Арлоне. Это был вопрос территориальной компетенции, следствие было сгруппировано в Нёфшато, который был в его подчинении. Зал заседаний мог вместить лишь небольшое количество народу помимо журналистов и четверых обвиняемых: «проклятого Д», его жены Мартен, Лельевра и Ниуля.

Госпожа министр юстиции объявила первичную непомерную стоимость организации этого гигантского медийного шоу: что-то около четырех с половиной миллионов евро. Город жил ожиданием наплыва журналистов со всего мира. Более тысячи трехсот человек среди них были аккредитованы, для них были выделены шестнадцать мест в зале, и они могли присутствовать на заседаниях по очереди. Но в их распоряжении находилось помещение с видеоэкранами, и потому они были постоянно на связи с дебатами, которые первоначально планировалось провести за два месяца, но в действительности они закончились лишь 22 июня! Гражданские истцы имели право на бесплатное проживание в военных казармах. Мой адвокат предпочел отдельное помещение, в котором разместились он, его сотрудница — мэтр Парисс и я. Эта мера была для меня очень подходящей, потому что я не хотела постоянно мелькать перед камерами фотографов. Безопасность обеспечивали более трехсот полицейских.

Такое нашествие в маленький городок было очень впечатляющим. Я, со своей стороны, была довольна, что публика в зале немногочисленна, а люди расстраивались заранее, что не смогут туда попасть.

Мэтр Ривьер предлагал заслушать мои показания в два этапа: сначала чтение моих писем одним из следователей, чтобы оградить меня от необходимости отвечать на прямые вопросы о «сексуальных услугах», которые я там подробно описала, затем — мои собственные показания перед судом об обстоятельствах моего похищения и моих «каникул» в логове «проклятого Д». Оставалось только принять окончательное решение, как организовать дачу мною свидетельских показаний — на закрытых или открытых заседаниях. Я бы предпочла закрытые заседания. Но мэтр Ривьер предупредил меня: «Как только присяжные ознакомятся с содержанием ваших писем, вы более не будете обязаны возвращаться к обсуждению грязных подробностей, зачитывание писем вполне разъяснит им все детали. Но если вы выберете заседания за закрытыми дверями, подумают, что у вас есть что-то, что надо скрывать».

Поэтому я выбрала публичные слушания. Я должна была присутствовать на заседаниях, которые касались только меня. Мэтр Жан-Филипп Ривьер и мэтр Селин Парисс обеспечивали, со своей стороны, непрерывность процесса и держали меня в курсе событий. Я имела возможность выступать гражданским истцом от себя лично только после того, как пройду на процессе в качестве свидетеля. Как только мои свидетельские показания были зарегистрированы в суде, я тотчас же получила право присутствовать на всех последующих заседаниях. И я ждала этой явки в суд с некоторой нервозностью до 19 апреля 2004 года.

Между тем по телефону до меня доходила разная информация. Именно так я услышала всякую путаницу сведений, порой нелепых, о моем личном истязателе.