Мне давно хотелось убить

– Не знаю. Порою мне казалось, что он любил только меня, но иногда… – голос ее стал глуше, она, казалось, с трудом произносила слова, – ..иногда он называл меня… Евой…

– Евой? Я не ослышалась? Но почему же Евой?

– Потому что он был Адамом, а она – Евой.

Жанна раскраснелась от собственных признаний и боялась посмотреть Юле в глаза. И не от стыда за то, что связалась с любовником собственной матери, а за вранье, которым она окончательно запутала и без того сложное дело, связанное с появлением в ее жизни незнакомки, да и смертью Валентины. Ведь человек, назвавшийся ее отцом, просто уверен, что Валентину убил именно Борис.

И в качестве доказательства того, что Борис постоянно лжет, что он – грязное и похотливое животное, для которого обладание женщиной является основным смыслом жизни, Беркович и представил эти снимки, сделанные им в течение последних месяцев.

– Беркович считает, что гибель мамы – дело рук Бориса… – наконец решилась произнести Жанна слова, убивавшие в ней последнюю надежду на счастье с любимым мужчиной.

– Но почему? Из-за денег?

– Он говорит, что да… Борису действительно всегда требовались деньги. У мамы их было более чем достаточно, а Борису была нужна мастерская, кроме того, он влипал в одну историю за другой, и везде нужно было платить, чтобы его не трогали, чтобы отпустили… Ему подкидывали наркотики…

– И ты верила всему этому? – Юля была поражена этими сведениями. Ведь, по словам Жанны, выходило, что Валентина путалась с самым настоящим альфонсом, который обобрал и убил ее! – Ты, я надеюсь, понимаешь, что деньги, которые нашли в квартире в день смерти твоей матери, – сотая, если не тысячная доля ее капитала? Или, быть может, Валентина вкладывала деньги во что-то другое, в недвижимость, к примеру?

– Нет, она вкладывала деньги в деньги. И еще немного в золото и драгоценности. Но и здесь Борис меня обманывал… – И она рассказала Юле историю с драгоценностями, которые Борис продал за высокую цену ювелиру Альфишу, а ей принес жалкие гроши.

– И твой отец выкупил их у Альфиша?

– Да, они сейчас у меня дома… Но они надежно спрятаны.

– Я подумала, что, будь эти драгоценности у тебя дома раньше, тогда можно было бы объяснить появление зечки… Знаешь, она не идет у меня из головы…

– Но я не боюсь ее. Убить она меня не сможет, потому что в этом нет никакого смысла.

Юля поняла, что Жанна в точности повторила слова своего отца, – слишком уж убедительно прозвучали они в эту минуту. Что ж, это хорошо, что у нее теперь есть защитник. Если он действительно является ее отцом, а не человеком, чье появление может быть связано опять же с деньгами покойной Валентины: а вдруг он обманывает Жанну, чтобы выпытать у нее, где же на самом деле находятся деньги Огинцевой?

– Послушай, Козич убили. Твою маму тоже. Неужели это дело рук Бориса? Я думаю, что нам необходимо срочно созвониться с Крымовым и все ему рассказать.

А ты свяжись с отцом и постарайся находиться всегда рядом с ним…

– Да я и так с ним…

– Как это?

– Очень просто. Он ждет меня в подъезде, возле двери.

Юля немного опешила.

– Ты не будешь возражать, если я позвоню Крымову и все расскажу ему? А еще лучше будет, если ты пригласишь сюда своего отца и мы сможем вместе наметить план действий…

– Это было бы здорово, – оживилась Жанна, вставая, – он, наверно, испереживался… Я сейчас его позову…

Она ушла, а вернулась с Берковичем. Юля нашла в себе силы поздороваться с ним как со старым знакомым.

– Салют! Вот не ожидала, что мы встретимся с вами в таком качестве… – сказала она, приглашая его войти. – Располагайтесь. Интересные вещи рассказала мне Жанна, не знаю даже, как реагировать.

– А никак. Она сказала вам, что я подозреваю в убийстве Валентины ее жениха, Бориса?

– Да, рассказала. Но у него, кажется, есть алиби?

Беркович выложил все, что он думал конкретно по этому поводу и о продажности людей в целом, после чего достал из кармана плоскую фляжку и отпил из нее.

– Хотите? Коньячок, – протянул он Юле фляжку.

– Вы понимаете, что обвинение тяжкое… А вдруг вы ошибаетесь?

– Тогда почему же он исчез? Растворился в морозном воздухе? Должен был подождать, пока я уйду, а сам бросил ее, испарился! Если бы у него не было рыльце в пушку, разве бы он так поступил? Да и как он мог вообще оставить свою невесту один на один с каким-то там самозванцем, назвавшимся ее отцом?

– А может, он просто трус?

– Тем более! Зачем моей дочери муж – трус?

– Григорий, Юля предлагает позвонить Крымову и все ему рассказать.

– Юля, вы слышали? Она называет своего отца Григорием… Но я не в обиде. Я понимаю. И знаю, что настанет такой день, когда она назовет меня иначе… Ну что, хотите позвонить Крымову? Я не против, звоните! – И он снова потянулся за фляжкой.

* * *

Кречетов приехал в С. под вечер и без предупреждения заявился в агентство. Он был так возбужден, что готов был пешком идти до С., лишь бы искупить свою вину перед Крымовым.