Мне давно хотелось убить

– Мы вот тут сидим бездействуем, а Юля… – Шубин не договорил, у него в горле образовался тугой ледяной ком. А перед глазами возник узел, красный в белую крапинку…

– Мы не бездействуем, мои ребята сейчас ходят по домам и ищут твою подружку. Мы же всех жителей знаем как облупленных. Другое дело, что ее могли спрятать где-нибудь на нейтральной, так сказать, территории, в административном здании, к примеру, на заброшенном недостроенном стадионе, в сгоревшем свинарнике…

Шубин слушал его молча, боясь даже представить себе то, что слышал. Свинарник, да еще сгоревший?

– И много в вашем городе подобных страшных мест, куда бы они могли ее спрятать?

– Только те, где никто не живет и никто не бывает.

К примеру, у нас давно уже встал завод ЖБК – железобетонных конструкций. Так вот, там собираются местные наркоманы. И хотя мы их время от времени гоняем, место встречи, как ты понимаешь, изменить нельзя. Там такие огромные подвалы…

– Подвалы?

– Ну да, склады бывшие… Уверен, там сейчас тоже мои люди. Ты не переживай, разыщется твоя сыщица…

Ну и сказанул… – хохотнул Кречетов, подливая себе в рюмку водки. – Ерохин, а ты чего все молчишь и молчишь, сказал бы хоть пару слов, чтобы приободрить дружка…

– Витя, ты не мог бы позвонить Удачиной? – внезапно спросил Шубин, что-то вспомнив.

– Мог бы, конечно, только зачем? – удивился Ерохин, который весь вечер молчал и внешне выглядел очень напуганным. Шубин понимал, что Виктор, как никто другой, чувствовал себя виноватым в том, что произошло, ведь это он пригласил сюда Шубина, и теперь, если что случится с ними – с Игорем или Юлей, – он будет казнить только себя, а не Трубникова с Кирилловым.

– Ты позвони, спроси, не заходил ли я к ним, вроде ты меня ищешь по городу… – сказал Игорь.

Ерохин позвонил Удачиной.

– Лиза? Это Ерохин. Привет, как дела?..

И вдруг лицо его изменилось, вытянулось, он оглянулся и теперь смотрел на Шубина испуганными глазами, как если бы ему сказали нечто из ряда вон выходящее, не укладывающееся в голове.

– Ну что там? – возмутился Кречетов тому, что Ерохин еще не проронил ни слова. Он показал, чтобы тот закрыл трубку рукой и чтобы рассказал, что же такого он там услышал. Виктор так и сделал.

– Она в трауре…

– Чего-о? – недоверчиво протянул Кречетов. – Какой еще, к черту, траур? Она что, Васю потеряла, что ли?

– Нет, Мишу, – ответил за Виктора Шубин. – Умер ее сенбернар.

– Точно! – кивнул головой Ерохин. – Она действительно убивается по своей собачке…

– Ба! А ты-то откуда знаешь? Ты что, разбираешься в собаках? – всплеснул руками Кречетов.

– Нет, но, похоже, братцы, нам надо выпить… – взволнованно пробормотал Шубин, обхватив руками голову. – Ничего себе поездочка…

Кречетов смотрел на него молча, пытаясь понять, что вообще происходит, но, так ничего и не сообразив, налил всем водки.

– Какие-то странные вещи творятся в нашем городе, ей-богу… Откуда ты знал, что у нее умерла собака? – не унимался Кречетов. Он много выпил за вечер, но это нисколько не отразилось ни на его внешнем облике, ни на поведении, ни на речи. Он казался совершенно трезвым, только слегка возбужденным.

Между тем Ерохин произнес несколько теплых слов о Мише, как если бы речь шла о человеке, и, извинившись перед Лизой, все же задал вопрос, оправдывающий этот звонок: не заезжал ли к ним Шубин. Лиза ответила, что нет, и Ерохин, еще раз извинившись и выразив свои соболезнования по поводу кончины несчастного животного, повесил трубку.

– Как ты мог знать, что собака погибла? – спросил он в свою очередь Игоря.

– Вот именно погибла; а не умерла своей смертью…

А все очень просто. – Шубин говорил низким, изменившимся голосом, словно то, что произошло с Лизиной собакой, имело прямое отношение к его собственной жизни. – Василий угостил меня кофе. А до этого я задал ему один вопрос, короче, намекнул, что я его где-то видел…

А после этого я назвал имя человека, который занимается у нас, в С., наркотиками… Некий Ханов. Мне просто показалось, что Вася – наркоман. Поверьте мне, никаких видимых признаков наркомании на его лице я не обнаружил, разве что невыразимая тоска во взгляде… Больше того, я сказал это ПРОСТО ТАК, как бы прощупывая его на этот счет. И как раз после этого я попросил у него кофе…

– И что же? – спросил Кречетов, не веря своим ушам. – Кофе пролился, и их собачка лизнула его?

– Нет, просто я сделал вид, что сильно нервничаю, и стал крошить в этот кофе пирожки… Признаюсь, мне не понравился внешний вид этих пирожков, вам это может показаться странным, но я не доверяю людям искусства, если речь идет о еде… Люди они творческие, могут положить в тесто наряду со своими фантазиями бог знает что… А желудок у меня один… Я не имею в виду яд, просто предпочитаю есть из рук, что называется, НОРМАЛЬНЫХ женщин…

– Ну, – перебил его нетерпеливый Кречетов, – покрошил ты ее пирожки в кофе, а дальше-то что?