Мне давно хотелось убить

Шубина понесло. Он и сам был готов разразиться проклятиями в адрес несуществующего монстра, зовущегося большой политикой, который превратил красивый кукольный совдеповский театр в грязный балаган, кишащий обезумевшими и потерявшими свою былую яркость и выразительность потрепанными куклами с оторванными руками и ногами, с выколотыми глазами и черными провалами вместо ртов… Совершая механические, запрограммированные движения, они как будто хотели реанимировать свой вечный спектакль, но у них уже не оставалось сил…

Игорь, так четко представивший себе эту картину, едва сдержался, чтобы не наброситься на Крымова и закрыть ему рот… Но тут вдруг Сазонов, побледнев и схватившись за сердце, упал на кресло и закрыл глаза. Он тяжело дышал.

Крымов обхватил ладонями свое пылающее лицо и теперь в страшном смущении смотрел на совершенно белого Сазонова.

– Петя, что с тобой? Тебе вызвать врача? – спросил он, подойдя к нему и взяв его за руку.

– Да пошел ты… – не глядя в его сторону, проговорил, едва дыша, Сазонов. – Самый умный нашелся.

И без тебя все знаю. Да только и ты не без греха. Мы вот тут отношения выясняем, а у меня из головы не идут твои Земцова и Щукина… Не время сейчас кулаками размахивать. Предлагаю оставить часть людей здесь, чтобы до конца и как следует обследовать дом, а мы с вами прямо отсюда, напрямик, на снегоходах – я договорился с ребятами – поедем в М. и посмотрим, что там раскопала лиса на берегу Графского озера… Ишь ты, какое название… Знал бы этот граф или тот, в честь кого назвали это болото, для чего и кто облюбовал его… Что вы на меня так смотрите? Со мной все в порядке. Просто давление упало… Или поднялось? Но это неважно.

Он быстрыми шагами направился к выходу, Шубин с Крымовым последовали за ним. И каждый из них думал об одном и том же – что или КОГО найдут они на дне ямы… И не окажутся ли там Юля с Надей.

* * *

– Ты знаешь, иногда мне кажется, что я стала тебе в тягость…

Жанна сидела на диване, обняв и прижав к груди подушку, и раскачивалась всем телом. Никогда еще Борис не видел ее в столь подавленном состоянии. Полное безразличие, граничащее с помешательством, сквозило в ее взгляде, в посветлевших прозрачных глазах, полных слез и глубоко затаившейся боли. Она устала бояться, устала ждать смерти, которую пообещала ей какая-то спятившая незнакомка, а потому не нашла ничего лучшего, как вернуться в свою квартиру. Тем более что позвонивший ей Крымов сказал, что Юля пропала, что, возможно, с ней случилось несчастье и что оставаться на ее квартире тоже стало небезопасно.

Жанна, которая и без того чувствовала себя обязанной Юле за то, что взвалила на нее свои проблемы с зечкой, связала исчезновение Земцовой именно с этим и теперь просто-таки изводила себя чувством вины перед ней. А что, если Юля погибла из-за нее? Кроме того, теперь каждая вещь в квартире Земцовой стала напоминать о Юле, а вечерами Жанне слышался ее голос…

– Нет, что ты, как ты можешь такое говорить? – Борис придвинулся к ней и взял ее руку в свою. – Прекрати, ты же знаешь, что я люблю тебя.

Она скосила глаза в его сторону и усмехнулась:

– Ты.., любишь меня? Но кто, как не ты, в течение вот уже нескольких дней пытался доказать мне, что это я убила собственную мать?! Ты думаешь, что я ничего не понимаю? Ты задаешь мне такое количество глупых вопросов и надеешься, что я ничего не пойму? Ты спрашиваешь меня, зачем моя мать принялась зимой, в жуткий холод мыть окна. Тебя интересует, какими суммами, как ты выражаешься, «ворочала» моя матушка, чтобы внушить мне мысль о том, что именно мне, и никому другому, была выгодна ее смерть. Ты измучил меня вопросами о ее любовнике… Но ведь это были ЕЕ любовники, а не мои, и я не могу знать, занимали они у нее деньги или нет… Я устала, смертельно устала от немых упреков, которыми полны твои на первый взгляд обычные вопросы.

Чего ты хочешь от меня?

Он ждал от нее этой реакции давно, и теперь, когда ее наконец прорвало и она заговорила так, как может заговорить только выведенный из терпения нормальный, рассерженный человек, он с облегчением вздохнул. Но не только потому, что понял, что с ней все в порядке и психика ее пока еще выдерживает следующие один за другим стрессы, а еще и потому, что все его сомнения, заложенные в его сознание Крымовым, исчезли, оставив лишь горький след сожаления о той бестактности, с которой он задавал ей эти, связанные со смертью ее матери, вопросы.

– Извини меня… Но меня сбил с толку Крымов.

Только обещай мне, что ты не скажешь ему о том, что я выдал его. Крымов, в сущности, хороший сыщик, он разбирается в людях и может безошибочно определить причину, заставившую человека пойти на преступление. Но я рад, что относительно тебя он ошибся…

– Боже мой! И ты, Борис, ты попал под его влияние или, может, пытался даже выполнить какое-то его задание, задавая мне все эти дурацкие вопросы? Какие же вы жестокие! Как вы могли заподозрить меня в убийстве мамы? Ладно бы Крымов, но ты, Борис, ты?!.