Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

… В ночь смерти Митя, видимо, видел во сне какое-то кораблекрушение и, не различая сон и явь, просил спасти тонущих людей, помочь им. Я его уверила, что он сам уже всех спас, гибнувших больше нет. Это были его последние обращённые ко мне слова.

Утром часов в 8, уверившись, что он без сознания, я сбегала в поликлинику водников за доктором и сестрой. Пришедшего в 11 часов Илюшу он уже не видел, не реагировал и на приход врача.

Я подошла, положила руку на лоб и стала гладить и целовать бедную головушку. И в этот момент дыхание его вырвалось последний раз и больше уже не повторилось… Это произошло 18 июня. Волик приезжал на неделю, но к похоронам опоздал, три дня был и сын Серёжа. О себе говорить не хочется, но потеряла я не мужа, не друга, а больного ребёнка, для которого была любимой няней.[874]

21 июня некрологом в газете 30 коллег капитана отдали дань памяти своему учителю, наставнику и другу.

Урну с прахом Д. А. Лухманова, последнего из четырёх детей Надежды Александровны, установили в колумбарии Новодевичьего кладбища (секция 65–5–2). По распоряжению Совмина СССР от 7 сентября 1946 года Приказом министра Морского флота от 14 сентября вдове была назначена персональная пенсия за мужа в размере 500 рублей и выплачено единовременное пособие в 10 000.

По иронии судьбы Волик повторил участь родного отца и до конца жизни сохранил за собой фамилию первого мужа своей матери — Михаила Ошанина, так же как Дмитрий Афанасьевич — опозоренного Надеждой Александровной Афанасия Лухманова!

Прошло 50 лет! 6 декабря 1996 года умер, исключен из архивных книг Российского морского регистра судоходства, продан на лом иностранной компании и сухогруз-труженик «Капитан Лухманов»[875], 26 лет бороздивший моря и океаны планеты. Но хочется верить, что когда-нибудь на их просторах вновь, как летучий голландец, будет появляться и исчезать, резать морскую волну и прекрасный парусник «Капитан Лухманов» — наследник традиций «Товарища»[876]. Ведь прошлое это не всегда то, что было, а то, что и сейчас в душе каждого из нас.

В эвакуации

Между тем Саше Баранову, единственному сыну Зои Васильевны Массен, исполнилось 19 лет. Болезненный с рождения, он смог закончить в 1938 году лишь 5 классов школы и с 15 лет начал рабочую жизнь, опекаемый и любимый вторым мужем матери И. И. Соколовым. Скоропостижная смерть отчима в феврале 1940 года оставила сына и мать в комнате ленинградской коммуналки (В. О., Средний проспект, 32).

С началом Отечественной войны Александр трудился в качестве связиста на оборонных работах в области и пережил первую страшную блокадную зиму. Из сохранившихся дневников и писем А. Баранова:[877]

…5 октября 1942 года в 7 часов 15 минут я распрощался с матерью на Московском вокзале. Крепко расцеловал её, а она невесть откуда сунула мне плитку шоколада, и мы расстались. Не знаю, что думала она, но я не надеялся её больше увидеть. Вагон был битком набит эвакуировавшимися людьми.

Доехали до Ладоги, где нас покормили сухим пайком. Был сильный ветер, волны в мелкие брызги разбивались о пристань. Началась посадка на пароход. Утром оказались на другой стороне озера. Километров 15 нас везли машинами до разъезда, где распределили на ночь в поезде и кормили горячей пищей. Но люди всё равно ходили собирать капустные кочерыжки. Привезли наши узлы и чемоданы. Утром при посадке я попал в 35-й вагон, кое-как разместились и поехали.

В дороге питались нормально. Люди постепенно сходили на станциях, и стало свободнее. 23 октября прибыли в Новосибирск. Всем хотелось на юг. Рядом формировался эшелон в Алма-Ата, и мы в него попали. Через два дня — конечный пункт. Больше всего среди нас оказалось евреев.