Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

В 1950-х годах в посёлке, утопающем в зарослях буйной южной растительности, было чем поживиться полуголодным растущим подросткам. Ежевика! За ней не надо было куда-то ходить или ездить. Она была всюду. Гроздья этой ягоды висели на непролазных кустах, охватывающих с обеих сторон высокую насыпь железнодорожного полотна, пересекающего посёлок. Только ленивец не ходил сюда лакомиться крупными чёрными сладкими плодами, созревавшими в августе месяце. Наиболее предприимчивые мальчишки делали из жердей лёгкие переносные лесенки, бросали их на кусты и, лазая по ним, снимали самые крупные ягоды. До сих пор Александр Григорьевич помнит вкус пирогов с ежевикой, которые иногда пекла мать из принесённых им даров.

А дикая черешня, которой уже нет и в помине! В заброшенных, оставшихся от первых поселенцев садах её было достаточно. Вооружившись банками на верёвочках, мальчишки, как обезьяны, облепляли высокие деревья и несли по домам литры и килограммы чёрной мелкой, но такой сладкой ягоды. Варенье из этого лакомства водилось в каждой семье. А нежная белая, чёрная и розовая шелковица, которую можно было есть только на дереве. Созревая, падая и разбиваясь в кашу, она привлекала тысячи пчёл своей сахаристостью. Сколько укусов и слёз претерпели подростки, бегая босиком по дворам, усыпанным ею, и невольно наступая на роящихся сборщиков нектара.

В ноябре приходила очередь дикой хурмы. Хрупкость её веток, мгновенно и с треском ломающихся под весом даже лёгких мальчишеских тел, была просто необычайной. Много раз с риском сломать себе шею приходилось лететь с дерева, если желание дотянуться до наиболее густых плодовых веток перевешивало здравый смысл. Зато их можно было долго хранить дома, отчего подвяленные ягоды становились слаще и менее вяжущими. Специально ходили в лес и за диким виноградом, оплетающим высокие деревья. Урожай снимали вёдрами и тоже варили варенье, пастилу или давили из ягод вино. Алыча! Найдя в лесу это плодовое дерево, надо было лишь подбирать с земли жёлтые спелые плоды в корзины или вёдра. Собирали также кизил, кислицу, дикие груши, фундук, грецкий орех и каштаны. За последним ходили в горы в конце октября — начале ноября.

Договорившись со знакомыми взрослыми, чтобы взяли с собой, вставали в 4 утра и с собранным с вечера мешочком за плечами (рюкзаков тогда и в помине ни у кого не было) быстро шли в темноте за 8–10 километров в горы (на Черноморку, в Мамедову щель или в Алексеевку). Добравшись до места к рассвету, отыскивали по склонам и лощинкам дерево с крупными осыпающимися плодами и, привязав на талию лёгкую полотняную сумочку, начинали сбор. По мере её наполнения содержимое пересыпалось в мешок за плечами. Особенно везло после прошедших накануне коротких ночных дождей с ветром. Сборщики постепенно разбредались по лесу, изредка окликая друг друга. Устав, сходились поесть, хвалились собранным урожаем и расходились вновь. Хождение вблизи не приветствовалось.

Став постарше, Саша и сам почувствовал, что аура леса, этих громадных, в несколько обхватов каштановых деревьев располагала к созерцанию красоты природы, гор, покою, размышлению и к… одиночеству. Отсюда не хотелось уходить. Лес компенсировал физическую и психическую усталость и полуголодное существование, наполнял какой-то языческой радостью, помогал очищению души. Отдыхая у дольменов, Саша ощутил, почему именно в этих местах — в тени вековых кряжей — и строились (или высекались в огромных каменных валунах) «дома карликов» — гробницы вождей древних адыгов.

Соприкасаясь с вечностью, молчи,
Но слушай, слушай, каждой клеткой — слушай!

В. Сидоров

Домой каштана и орехов несли сколько могли, рассчитывая только на свои физические силы. Из первого похода 8-летний Саша принёс, помнится, килограммов семь. Каштан ели свежий, в вяленом, жареном и варёном видах. Его сушили, перемалывали и добавляли в обычную муку при выпечке. При желании сдавали государству. За него платили по 30 копеек за килограмм, открывая в горах специальные приёмные пункты для населения. В сезон на заработки наезжали даже сборщики с Кубани, которых здесь называли каштанниками. Значительное место в досуге подростков посёлка того времени занимали вечерние игры в казаков-разбойников и воскресные выходы на рыбалку на реку или море…

Послесловие

«Ещё одна последняя страница…» Разве можно остановиться, войдя однажды в сумрачный лес прошлого? Те, о чьих судьбах я вам поведал, просто были мне ближе других. И пусть кусочки мозаики их жизней займут свои места в панораме прошлого всего человечества. И прочь анекдот о том, что если человек начинает учиться музыке в 60 лет, то есть надежда, что свой первый концерт он даст только на… том свете!

Дополнительные сведения об 11-ти внуках Н. А. Лухмановой, упомянутых в книге:

— Нина Дмитриевна Лухманова на 1946 год была замужем и проживала в Москве;

— Борис Дмитриевич Лухманов на 1930 год — лоцман Шанхайского порта;