Мне ее нельзя (СИ)

— Нет! Ты моя жена! Ты меня позоришь!

— Да? Ну трахни тогда меня сам, ммм? Что, не можешь?

Раздаётся звук пощёчины, потом всхлипы матери…

У меня перехватывает горло…

— Вик, прости… я не хотел…

— Я тебя ненавижу! — кричит на отца мать, и быстро бежит вверх по ступеням. Отец идёт следом, а у меня на глаза наворачиваются слёзы.

Снова находит это ужасное ощущение невозможности сделать полноценный вдох… Мне больно, горько от осознания того, что мать по-прежнему, изменяет отцу… А отец, видимо, от бессилия что-то изменить, бьёт её? Господи… не хочу этого знать!

Зажимаю рот, чтобы не всхлипывать слишком громко и выбегаю в сад.

Там, на огромном старом дубе есть детский домик, в котором я пряталась, когда была ребёнком. Пока бегу к нему босая, на плечи и лицо приземляется первая крупная капля дождя… Над головой раздаётся гром, где-то впереди чернильное небо разрезает яркая вспышка.

Дрожа всем телом, поднимаюсь по лестнице и забираюсь в домик, и тут…

Застываю посередине.

Потому что в нём уже прячется Даня…

Мы смотрим друг на друга как заворожённые. Будто не виделись вовсе не три дня, а целую вечность…

— Привет… — тихо шепчу, вытирая слёзы.

— Привет, — его взгляд жадно скользит по мне, а потом снова впивается в мои заплаканные глаза. — Что случилось?

Глава 21

Полина

Я так ждала эту встречу, что теперь, стоя перед старшим братом, почему-то не могу найти слов. Ругань родителей, эмоциональное перенапряжение, постоянное ожидание его возращения настолько меня измотали, что я продолжаю беззвучно реветь и молча размазываю по щекам слёзы.

Наступает такое состояние, когда чувствуешь, как в груди булькает от обиды. Тогда каждое произнесённое слово вырывается рваным всхлипом, и ничего связанного произнести не получается…

Даня, кажется, понимает моё состояние, вздыхает и двигается в сторону на спальнике:

— Садись.

Я сажусь.

Хотя, наверное, сейчас мне лучше побыть в одиночестве… Ведь когда я в таком раздрае, я особенно уязвима. А тут ещё и он. Такой внимательный, без тени дурацкой ухмылки… Да ещё и, судя, по пустым банкам пива, не совсем трезвый. Опасное сочетание…

— Хочешь? — предлагает одну из банок.

Вопреки здравому смыслу, киваю и делаю глоток.

— Фу… — нос сжимается гармошкой.

Никогда не любила пиво. Помню, как-то в школе ещё пробовала, и мне не понравилось. И сейчас тоже не нравится. Но… после пары принудительных глотков внутри становится теплее, и сдавливающая грудь тяжесть отступает.

Даня поворачивается ко мне. Его пальцы испачканы краской. В углу, за спиной лежит скетч бук с рисунками. Многое бы отдала, чтобы узнать, что он там рисует…

— Подожди, — негромко говорит он, прикасаясь пальцами к моим щекам. Аккуратно вытирает слёзы, а потом улыбается. — Вот так лучше.

— Спасибо, — шепчу, снова чувствуя это странное покалывание в животе.

— Почему ты плачешь? — вглядывается в меня своими внимательными тёмными глазами.

— Мама и отец… — вздыхаю. — Опять поссорились…

— Это их дела, — пожимает плечами брат, глядя в окно домика. На улице уже во всю разыгралась непогода. Начался жуткий ливень. Крупные капли бьют по крыше домика будто горохом его посыпают. — Просто не вмешивайся.

Закусываю губы. Ему, конечно, легко говорить. Его мать никогда не была замужем за нашим отцом. Они не жили вместе… Хотя, наверное, у Дани хватало проблем и без этого.

— А у твоей мамы есть кто-то? — спрашиваю неловко.

— Ага, — кивает. — Отчим номер шесть, — усмехается он. — Или семь? Честно говоря, после третьего я перестал считать.

Нервно сглатываю. Мда… пытаюсь представить, чтобы чувствовала я, если бы мать развелась с отцом и начала таскать в дом всех своих мужиков. Бррр!

— Мне жаль, — виновато смотрю на него.

Несмотря на то, что я не ответственна за выбор своего отца, мне всё равно чудится, будто Даня винит меня в этом. В то, что я всю жизнь жила в полной семье, в то время как он был вынужден уживаться с бесконечной вереницей бойфрендов своей матери.

— Ты не виновата, — он грустно улыбается.

Прислоняется спиной к стене и прикрывает глаза.

— Ты всё это время был тут? — задаю следующий неловкий вопрос.

— Вроде того, — усмехается.

— Ты меня избегал? — сердце так и заходится в рваном ритме.

— Ага, — очередная откровенность, и меня начинает колотить о зыбкого ощущения его открытости.

— Слушай, — неловко ёрзаю, вспоминая заготовленную речь. — Тебе вовсе не нужно прятаться… Ты… — блин, как же это непросто! — Ты прости за то, что я тогда наговорила… Я не… — осекаюсь.

— Ты не считаешь меня извращенцем? — он приоткрывает один глаз и лукаво смотрит на меня. Говорит с вызовом, будто и сам согласен с этим утверждением.

— Я не… — окончательно смущаюсь, не зная, как реагировать. Прячу глаза и нервно приглаживаю волосы. — Я не то хотела сказать, просто…

— Да ладно, расслабься, мелкая, — он перестаёт буравить меня взглядом и переводит взгляд в потолок. — Я и сам всё прекрасно понимаю. То, что было между нами недопустимо, — чеканит каждое слово, будто сам себя в сказанном убедить пытается. — Нельзя допустить, чтобы это повторилось.