На выходе из супермаркета лежал металлический коврик. Тончайший каблучок тут же угодил в прорезь и застрял. Потянув ногу и освободив каблучок, я увидела, что ярко лимонная обшивка от набойки и до самого верха ободралась, обнажив черный металлический стержень. Я взвыла от горя. Дома, кое-как растянула обшивку и попыталась приклеить её, но настроение было испорчено. На следующий день, спускаясь по лестнице, я оступилась и услышала с правой стороны треск каблука. Шпилька сломалась ровно посередине. Ни обменять, ни отремонтировать. Я хотела их, но они не хотели меня. Я бросилась в магазин и купила другую пару точно таких же туфель, надела и пошла на работу. Вечером, подходя к подъезду, услышала уже знакомый треск, только теперь с левой стороны. Дома, я достала из урны первую пару и распарила туфли. С тех пор проблем с ними больше не было. Вот только, где бы я в них не появилась, все взгляды тут же приковывались к ним, а не ко мне.
Вторые после бога
Всем медикам посвящается
Мне было два года. Отец нёс моё безжизненное тельце на своих руках. О том, что жизнь уходит, свидетельствовали посиневшие кончики пальцев на свесившейся и болтающейся из стороны в сторону руке. Никто не бегал вокруг нас с капельницами и криками «мы её теряем», как это обычно бывает в американских фильмах. Последнее, что я помнила, была фраза врача: «Быстро на стол». «Почему на стол, меня что, будут кушать?», — подумала я и отключилась. Не знаю сколько прошло времени, кажется целая вечность, но когда я открыла глаза, надо мой улыбалось невероятно доброе лицо нестарого ещё мужчины: «Будешь жить двести лет».
Он стал мне вторым отцом, хотя я никогда его больше не видела. Через двадцать лет я попыталась его разыскать, но на тот момент его уже не было в живых. Тот, кто спасал чужие жизни, не мог спасти свою. С того времени прошло уже много лет, но жить по его завещанию мне ещё очень долго. И каждый год двадцать девятого августа я отмечаю свой второй день рождения.
Судьба
Я встретила её случайно, мы не виделись более пяти лет. Не то чтобы она была мне подругой, скорее приятельницей. И, возможно, я бы не стала задерживаться, если бы что-то в её лице не остановило меня. На обычный вопрос — «как дела?», обычный ответ — «всё хорошо». Но читался в её взгляде какой-то надлом, который цеплял и не позволял наскоро распрощаться. Так, за чашечкой кофе в уличном кафе приятельница поведала мне свою историю. Женщина она яркая и красивая. Легкий, веселый нрав, умница и оптимистка — именно такой я её помнила. Стремительно сделала карьеру, да и в личной жизни всё было отлично и вот, когда уже можно было сказать, что жизнь удалась, она попала в аварию. Жизнь, слава богу, спасли и руки, ноги остались целы, но покалечило сильно. В результате несколько пластических операций и долгая реабилитация у психолога. К счастью, лицо почти не пострадало, заметных шрамов на нём не было, а вот тело изуродовало. Тщательно скрываемое одеждой, оно привлекало внимание своей природной стройностью, и вряд ли кто мог догадаться, что прячется за одеждами. После аварии жизнь круто изменилась, с работы «попросили», муж ушёл. Пришлось начинать всё сначала. Работать пошла в цветочный ларёк, а вот на личной жизни поставила крест. Мужчины проявляют к ней интерес, но представить себе, как перед ними обнажить изуродованное тело, она не может. Я пыталась её убедить в том, что это не главное, что любят даже калек и инвалидов, но, если честно, сама не очень в это верила. Попрощавшись, мы разошлись в разные стороны, но на душе у меня остался горький осадок.
Письмо из прошлого
Он всегда входил под эту мелодию. Его силуэт появлялся в проеме ворот парка, где на летней эстраде играла музыка и девчонки с парнями, растянувшись вдоль по периметру танцплощадки, топтались в ожидании — «кто первый».
Он шёл размашистым шагом, уверенный в своей неотразимости, и сердце моё замирало от счастья. Он был красив, как Бог. Шлейф девчонок тянулся за ним цепочкой, а я стояла скромно в сторонке и не могла оторвать от него глаз. Гадкий утёнок, на что я могла рассчитывать, он даже головы не поворачивал в мою сторону. Прошли годы, я уехала, вышла замуж и однажды в почтовом ящике обнаружила письмо. Письмо оказалось из мест заключения. Он писал мне о своей влюбленности… в прошлом. Несколько строчек о том, что так и не решился произнести тогда. В конце было написано — «Не отвечай.»
Я не ответила.
Ода недосказанности
Мы не могли общаться онлайн, у каждого из нас был свой график, отступать от которого мы не могли, поэтому письма отсылались только тогда, когда была такая возможность. Между нами было расстояние и люди. Но эта переписка была территорией нашего личного общения, куда никто не заходил. Его письма были осторожными. Он как будто ступал на зыбкую почву. Я тоже боялась разрушить этот лёгкий флёр взаимной таинственности.