Мне есть что вам сказать

Викери полагает, что союзникам не надо было вторгаться в Багдад. «С точки зрения добрых старых имперских традиций Багдад надо было захватить и взять все в свои руки, но никто из нас не был готов к этому».

Он полагает, что можно было сделать гораздо больше, при этом законно, чтобы уничтожить боевую технику Саддама и помочь оппозиции. «Я жалел о том, что мы не помогли диссидентам, хотя бы намекнув им – тут я не хочу задеть ничьих чувств, – что окажем им поддержку».

Сейчас Викери – военный консультант. Субботние дни он проводит стреляя – с большей точностью, по его словам, чем иракские зенитки, но с меньшей, чем крылатая ракета. Он поддерживает последнюю операцию, но не верит, что Клинтон начал рисковую операцию за рубежом в надежде преодолеть внутренние проблемы. «Это не поможет, и он понимает это».

Для кавалериста Викери поразительно оптимистичен в отношении бомбардировок. «Точность крылатых ракет такова, что они в окно здания попадают. Погибших в Ираке на удивление мало, если учесть, сколько бомб на них сброшено.

«Так что в дальнейшем война будет бескровной». Он даже настаивает на термине «ослабление» применительно к снижению вражеской угрозы на определенный процент.

«Нельзя сделать другое – выиграть войну, занять территорию и удерживать ее с помощью авиации. Авиационные удары сыграли свою роль, но это была “ограниченная война”, – говорит он. – На экзамене в Сандхерсте[223] был вопрос, возможна ли ограниченная война. Получается, что да.

Не думаю, что она приведет к его свержению. Она помешает ему на какой-то период вновь собрать такое вооружение. Боевую технику можно восстановить, на это уйдет много времени, и стоить это будет немало. Но я не думаю, что это расстроит планы Саддама или отобьет у него желание делать то, что ему хочется».

У нас был шанс сделать это восемь лет назад, но мы его упустили.

21 декабря 1998 г., The Daily Telegraph

Страх, нищета… и надежда

Мы почувствовали: что-то назревает, как только подъехали к заправочной станции. Среди огромной толпы иракцев с канистрами стоял американский танк. Необычное зрелище. Солдаты спрыгнули с танка и расхаживали вокруг с винтовками наизготовку. Затем я услышал крик и увидел, что американцы, используя свои винтовки как палки, отгоняют тех иракцев, которые явно искушали судьбу. Затем стоявший рядом со мной чернокожий сержант принялся орать на иракца. «Слушай, ты, вали отсюда, кому говорят!» – орал он и размахивал винтовкой.

Иракец оказался телефонистом с кусачками и телефонной трубкой в руках. Он стоял перед открытым релейным шкафом, обмотанный проводами по самые уши, и пытался устранить неисправность, которая оставила Багдад на три недели без телефонной связи, электричества, а в некоторых местах без водоснабжения и канализации. Американец повторил свою команду еще раз. Иракец даже не пошевелился, хотя остальные бурно и невразумительно пытались объяснить, что он делает. Американец начинал терять терпение.

«Ладно, тогда я объясню это по-другому, дружище, – рявкнул сержант, вскинул винтовку к плечу и прицелился иракцу в голову с расстояния полуметра. – Если не уберешься, пристрелю!» В этот момент трагедия казалась неминуемой, поэтому я, к своему ужасу, вмешался. «Слушай, успокойся», – сказал или скорее прохрипел я. Три пары армейских солнцезащитных очков развернулись ко мне, а пара американских винтовок угрожающе качнулись в мою сторону.

В Багдаде стреляют постоянно. Выстрелы звучат за каждым углом. Каждая ночь оживляется хлопками и треском, словно кто-то рядом рвет простыню. В течение последнего получаса я крался мимо десятилетнего пацана с АК-47 через плечо. Он стоял и болтал со своим отцом в дверях магазина. Пять минут назад я вздрогнул, когда другой владелец магазинчика наставил на меня свой пистолет, чтобы показать, как он борется с эпидемией воровства. Но за мои три дня в Багдаде данный инцидент был, безусловно, самым страшным. И в какой-то момент я по-настоящему пожалел, что не надел бронежилет, который любезно предложил мне Фёгал Кин из Би-би-си. «Ты!» – крикнул американец. Именная тесемка на его каске указывала, что его звали Кучма, группа крови А, резус-фактор отрицательный. «Кто такой? Убирайся! Нет, стой, дай-ка мне это, – сказал он, содрогнувшись от гнева, когда увидел мою камеру. – Дай сюда, или я тебя арестую».

Я отказался. Но уже через пару минут мы с Кучмой успокоились и помирились. Он объяснил мне, в каких сложных условиях находятся его люди, пытаясь поддерживать порядок в городе без признанной власти; у каждого иракца под подушкой по пистолету, а у его парней всего в обрез. Мы пожали руки, я извинился, что случайно помешал его работе. Я поздравил его с удивительными достижениями его подчиненных, да и всей американской армии.