Читаем Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера полностью

Снова Хиллер: «... я был в него влюблен /.../ Эти бледные черты, эта более чем хрупкая фигура. При этом он был гибок, как уж, а его движения были исполнены врожденного обаяния и пленительной грациозности /.../ Он был нездоров, а пребывание на чужбине очень угнетало его /.../ Он не мог жить без общества и редко бывал в одиночестве /.../ он непременно должен был иметь кого-либо из друзей рядом с собой /.../ В нем не было ни капли высокомерия, спеси, зазнайства, со всеми он был одинаков, весел, любезен, добродушен /.../ В разговоре он редко раскрывался, и то лишь перед самыми близкими...»

Ференц Лист: «... он остерегался выводить людей из круга их индивидуальности, чтобы не вводить в свой. /.../ даже в минуты сильнейшего волнения он не терял самообладания /.../ Шопен умел великодушно прощать — никаких следов злопамятства не оставалось в его сердце /.../ Его бескорыстие составляло его силу; оно создавало ему подобие крепости /.../ Не утратил юношеской наивности /.../ Никто из парижан не мог понять этого сочетания устремлений гения и чистоты желаний. Еще меньше могли постичь очарование этого врожденного благородства, этого природного изящества, этого мужественного целомудрия.»

Я привел лишь несколько высказываний хорошо знавших и любивших Шопена людей (еще бы им его не любить!), но и этого более чем достаточно, чтобы понять главное: он был одинок, одинок среди людей.

Но в моей вышеприведенной формуле («душа — гений» и так далее) значатся еще мужество и любовь. Чтобы по достоинству оценить первое, надо читать его письма; даже на краю могилы он находит в себе силы иронизировать над своим недугом, не жалуется, проявляет трогательную заботу о близких. Ну, а что касается любви... ясно, что в жизни такого человека, как Шопен, она просто не могла не занимать важнейшее место. Увы, ему не суждено было встретить такой подруги жизни, как Мендельсону или Шуману (думается, не только ему!), и в итоге любовь обернулась для него горечью разочарований и разбитых надежд, принесла ему многочисленные страдания, несомненно ускорившие его безвременную кончину. Рассказывать об этом подробнее у меня нет желания; Шопен был поэт, и уж лучше я закончу свое краткое повествование стихами.


                ШЕСТЬ ПРЕЛЮДИЙ ЛЮБВИ


           /Приношение Фридерику Шопену/



               Скрипят ржавеющие части!


                В тлетворной чаще суеты


               Случается: осколок счастья


                   Или прекрасного черты


                               Сверкнут!


  Но взором отупевшим Бесплотное не удержать.


          Эх, конным быть бы мне — не пешим,


                  Как одержимому скакать


         Куда глаза глядят, — быть может,


               На свете есть еще простор.


             А нет — разбиться у подножья


                               Высоких гор.



                                      * * *


                    Если даже я тебя придумал,


             Не возражай, пожалуйста,смолчи;


                 Слова мои тем больше горячи,


            Чем холодней в углу моем угрюмом.


                Сиянье звезд далеких и планет


             Игрою расстоянья сжато в точку


             Моей душе — придумана иль нет


           Лишь ты издалека сверкнула ночью.


           Но как далек и призрачен твой свет!


              Боюсь, его и вовсе б не задуло,


             Летят слова, бездумно горячи.


            И потому не возражай, молчи, —


                 Даже если я тебя придумал.



                                      * * *


             Жить ожиданьем, жить надеждой


                 Надеждой, что наступит час,


                     Когда истлевшая одежда


                    Спадет сама собою с нас, —


                   Как это сладостно и жутко!


                    И ни к чему теперь гадать,


                 Возможно ли, что злую шутку,


                Всего лишь только злую шутку


                 Судьба опять грозит сыграть.



                 Бог с нею, будем жить надеждой


                     При свете трепетной свечи.


                       И зародившуюся нежность


                        Лелеять бережно в ночи.



                                       * * *


                     Нежность, душа непорочная,


                         Осени поздней цветение.


              Ах, как быстро медовое лето закончилось!


          В потемневшем саду поселились угрюмые тени.


Дождь с туманом старательно тушат зеленое пламя листвы.


                                     Душно.


           Розы не в силах поднять непокрытые головы.


         Ночью стонут деревья, что-то шепчут кусты;


           Утром спутаны травы и в слякоти золото.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука