Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера

Другое существенное различие в репертуаре. В одном из своих интервью, отвечая на вопрос, почему молодые исполнители предпочитают музыку старых или современных мастеров, Рихтер ответил, что и тех, и других можно сыграть на одном интеллекте, тогда как романтическая музыка требует полной эмоциональной самоотдачи. Можно спорить, кто из них двоих лучше играл те или иные произведения Баха и Бетховена (на мой взгляд, оба лучше, хотя и по-разному), но Рихтер столь же гениально исполнял и всех композиторов — романтиков, несправедливо отвергнутых Гульдом, а также Дебюсси, Равеля и, конечно же, русских композиторов, среди которых Гульд уважал только Скрябина и Чайковского, но не его фортепьянную музыку. Правда, в репертуаре Рихтера не было ни Шенберга, ни Веберна, зато были Шостакович, Прокофьев, Хиндемит, Шимановский, Стравинский и Барток. В общем, репертуарный диапазон Рихтера был значительно шире; хотя он и всю жизнь концертировал, это как-то не мешало ему осваивать все новые произведения. К тому же он, в отличие от Гульда, обожал оперу, в молодости даже мечтал стать оперным дирижером.

Гульд по натуре был домосед, а Рихтер очень любил путешествовать. Гульд повсюду возил с собой специально по его заказу реконструированный рояль, а Рихтер был готов играть на любых, часто даже не лучшего качества инструментах. Гульд признавал только тщательно смонтированные в студийных условиях записи, тогда как подавляющее большинство многочисленных записей Рихтера сделаны во время концертов.

Вот это обстоятельство Гульда удивляло и огорчало. Из его беседы с Монсенжоном:

— Такой музыкант, гигантский пианист — и даже пластинки своей не умеет записать. Ничего в этом не смыслит, позволяет размножать записи, которые создают о нем превратное мнение /.../ Я хотел бы записать с ним пластинку в качестве продюсера /.../ Он мог бы наиграть любые произведения из своего репертуара, того же Рахманинова, на моем инструменте, если пожелает.

Но Рихтер не любил Америку, и запись, к сожалению, не состоялась. Надо отдать Гульду должное: среди всех пианистов, помимо любимого с юных лет Шнабеля, он особенно выделял именно Рихтера. Вот совершенно поразительное признание.

— Впервые я услышал Рихтера в Москве в мае 1957-го, в Большом зале Московской консерватории. Он начал свой концерт последней сонатой Шуберта си-бемоль мажор. Это ужасно длинная соната, а Рихтер еще играл ее в таком медленном темпе, какого я вообще никогда не слышал /.../ Я не являюсь горячим поклонником Шуберта, мне скучны многократные повторения /.../ я приготовился в течение часа мучительно вертеться в кресле.

И вот вместо того, чтобы вертеться, я погрузился в состояние, которое не могу назвать иначе, как гипнотическим трансом. Все мои страхи касательно шубертовских повторов улетучились, все детали, которые до этого казались орнаментальными, вдруг сделались органически необходимыми. Мне казалось, что я стал свидетелем двух несоединимых вещей: строгого аналитического расчета и спонтанности, причем расчет именно в спонтанности и проявлялся и оказывался сродни импровизации. В этот момент я понял — и в дальнейшем, слушая многочисленные записи Рихтера, убедился в этом окончательно: передо мной один из величайших «проводников» музыки, которого породила наша эпоха.

А как же относился старший по возрасту (на 17 лет) Рихтер к своему канадскому коллеге?

— Гульд приехал в Москву в 1957 году. Я слушал один из его концертов. Он потрясающе играл «Гольдберг — вариации» (Баха — И.Г.), но без реприз, чем отчасти испортил мне удовольствие.

— Гульд нашел своего Баха — он заслуженно прославлен за это. Мне кажется, что главная его заслуга в звуке инструмента — он у него особенно баховский. Но сама музыка Баха требует, по-моему, больших глубин и строгости, а у Гульда все несколько блестяще и внешне. То, что он не делает повторений, не могу простить. Значит, недостаточно любит.

Ну, насчет любви Рихтер тогда еще просто не мог знать; конечно, он не вполне объективен.

Еще один любопытный отзыв, но уже в связи с Сонатой Хиндемита.

— Первые четыре части произвели на меня /.../ отрицательное впечатление, но пятая часть оказалась великолепно исполненной. Думаю, что причина в том, что она виртуозна и чрезвычайно трудна. Вот и не было времени для мудрствования...

Позднее, в беседе с Монсенжоном о новой записи Гульдом «Гольдберг — вариаций» Рихтер вновь поинтересовался, исполнял ли Гульд репризы. Получив неоднозначный, скорее отрицательный ответ, сказал:

— Я говорил с ним об этом в Москве /.../ Какой музыкант, просто невероятный пианист! Сочинение очень сложное, но без реприз его не понять. Да там так и написано.

Как видим, пусть с оговорками, но оба были чрезвычайно высокого мнения друг о друге.