Мне хорошо, мне так и надо…

Боря не отдавал себе отчёта в том, что в раздумьях о своих жизненных обстоятельствах он часто мысленно повторял эту фразу: «А что я могу сделать?» Действительно, он ничего не мог, совсем ничего. Раньше может и мог, но по разным причинам не делал, хотя признаваться в этом не любил.

Учился он неплохо, в основном на «четвёрки». На «пятёрки» учиться он, наверное, мог бы, но не считал нужным, за «тройки» его ругала мама. Спорт интересовал его одно время сильно, но выполнив ещё в школе норму «кандидата в мастера» он сразу решил, что «мастером» ему не быть. По тем меркам он и так был для гимнастики «старым», 23 года. Боря внезапно устал от нервности соревнований, все эти первенства и кубки, количество судей «всесоюзной федерации», баллы, которые в сумме давали результат для выполнения нового норматива. К тому же его задолбали травмы: привычный вывих бедра, хроническое повреждение вращательной манжеты плеча. Боря разбегался на ковре, чтобы сделать серию фляков, и каждый раз молил бога, чтобы не подвернулась нога. Когда он порвал переднюю крестообразную связку, то сразу решил, что с него хватит. К тому же Боря интенсивно стал заниматься горными лыжами и это было во много раз интереснее.

Днём он работал, а вечером учился в Техноложке. На работу в закрытый проектный институт средмаша, институт Кораблинова, о котором никто в Ленинграде и не подозревал, Борю устроил дядя, брат отца. Ему, вчерашнему школьнику, платили совсем неплохо, дали рекомендацию в институт. Всё складывалось успешно: хорошие ребята на работе, и в институте хорошие, и в горнолыжном лагере на Игоре. Боря имел много друзей и девушки его любили. Никогда ему по этому поводу не приходилось суетиться, как-то всё само получалось. Даже та, самая первая… она сама его захотела.

Свой первый любовный опыт Боря практически не вспоминал, а сейчас, идя к Шурочке, почему-то вспомнил. В начале 10-го класса, учебный год недавно начался, их послали в колхоз. Обычно они копали картошку, но на этот раз Борю и ещё одного парня послали, как самых сильных, помогать на ферму. Сначала носили вилами сено, потом сорокалитровые фляги с молоком в машину загружали. Кругом одни молодые девчонки, одна всё норовила его поддеть, шутила, смеялась: эй, ты, хорошенький, оставайся со мной, или мамка заругает? Девки, посмотрите, какой хорошенький, чур мой! Другая подхватывала: нет, не мамка, его учительница не отпустит… Что-то такое в этом роде. Боря улыбался, но почти ей не отвечал. Когда они уж домой собрались, девушка шепнула ему, что будет ждать его вечером за сараем и объяснила, за каким… Боря ещё глупо её спросил, зачем? «Затем», — ответила она. Уйти вечером ему было не так уж и просто, действительно, с ними жила их классная руководительница и ещё учитель труда. Но они с приятелем отпросились погулять, учительница попросила вернуться до 10-ти, и они ушли. Товарищ отправился в клуб, хотя ходить туда им было строго-настрого запрещено, а Боря подошёл к сараю. Было уже совершенно темно, накрапывал мелкий тёплый дождь. Девушка его ждала, молча взяла за руку, и они вместе полезли по хлипкой лесенке на сеновал и там… всё как-то само получилось, молча и по-деловому. От девчонки пахло чем-то домашним, то ли блинчиками, то ли молоком. Боря мял её большую мягкую грудь, длинные русые волосы попадали ему в глаза. До отъезда он ещё несколько раз лазил с ней на сеновал, ждал вечера, томился. Друг спросил: «Ну как?» Боря только бросил ему «отстань», и больше к нему не приставали.

Боря, как это ни странно, никогда не ухаживал за девушками. Не водил по театрам и кино, не покупал мороженого, не приглашал в ресторан, не дарил цветов. Если бы его спросили почему, он бы не знал, что ответить. Как-то не было необходимости. Времени было мало, да и денег тоже, а с девушками и без ухаживаний всё устраивалось. Если он видел, что надо что-то делать, добиваться, уламывать, он сразу от таких отказывался. Влюбляться у него не получалось, а просто так… при чём тут цветы? Девушки ему нравились определенного типа: гуманитарные, с хорошей фигурой, образованные и «широких взглядов», не ждущие, чтобы он непременно женился.