Мне не больно

Разговор вошел в обычную колею. Бену пришлось снова выслушивать соображения автора «Дяди Пети» о патриотическом воспитании советской молодежи. Впрочем, это не мешало ему, время от времени вставляя непременное «оу!», обдумывать увиденное и услышанное. Компания, собравшаяся у Бертяева, его разочаровала. Не то чтобы эти люди были плохи, но вступать в настоящий контакт с кем-либо из них он бы не решился. Странная мысль посетила Бена: хозяин дома словно специально пригласил эту публику, чтобы пояснить ему, не знающему здешней жизни, кое-что важное. Это «кое-что» Бен уже понял: с этими людьми говорить не о чем. Очевидно, прочие столичные литераторы были им под стать…

…После ужина мужчины удалились на лестничную площадку покурить странный обычай, весьма Бена удививший. Не желая отставать от остальных, молодой человек храбро достал папиросу, прикурил и сделал одну затяжку. Второй не понадобилось: Бен проглотил горькую слюну, поклявшись, что не будет курить даже в целях конспирации. Впрочем, теперь можно было стоять в общей толпе и слушать. Погасшую папиросу он держал на отлете, стараясь на нее даже не смотреть.

Лапшина окружили, и он охотно пересказывал свою жуткую историю. Слушатели недоверчиво качали головами, пытаясь вышелушить зерно истины из услышанной дичи. Лапшин пожимал плечами и клялся, что люди, рассказывавшие ему о загадочной «Вандее», обычно не шутят.

– А может, вам это специально сообщили? – предположил кто-то. – Знаете, этак и до революции делали, пускали слушок…

– Да за кого вы меня! Да как… – От возмущения Лапшин даже подавился воздухом.

– Вы не обижайтесь, – продолжал скептик, – просто, знаете ли… Я был знаком с Корфами. Отец Володи был не поручик, а штабс-капитан, он пропал без вести в девятнадцатом. А Володя погиб несколько лет назад, родственники получили извещение. В подобном ведомстве не путают…

– Ну… не знаю, – немного смутился Лапшин, – но ведь, миль пардон, дыма без огня не бывает. По-моему, то, что Бухарин оказался шпионом, куда более невероятно, чем какая-то микстура для оживления…

Упоминание опального редактора «Известий» заставило всех замолчать: разговаривать о подобном, даже за папиросой, было нежелательно.

Бен, увидев, что публика начинает возвращаться в квартиру, с удовольствием выбросил окурок, представив себе физиономию сестрицы при известии о его знакомстве с никотином. Он уже собирался уходить, когда заметил Бертяева, который о чем-то оживленно переговаривался с всезнайкой Лапшиным.

– Нет, нет, любезнейший Афанасий Михайлович, – донеслось до Бена, – про наших физиков писать сейчас я бы не рискнул. Даже Капица – и тот, миль пардон, на специальном положении! Даже Вальтер… Слыхали о таком? Или вот Тернем…

Бен задержался на площадке, подождав, покуда зайдут остальные, дабы никто не заметил его интереса к беседе. Что ни говори, а Лапшин, будь он даже провокатором, кое-что знал и еще о большем догадывался. Правда, догадки era были далеки от истины. Но весьма оригинальны…

Бен еще раз вспомнил пассаж об исчезнувшем Доме полярников и, не удержавшись, хмыкнул. Это была его идея. Еще в Сент-Алексе, посоветовавшись вначале с Кентом, а затем и с тетей Полли – матушкой Чифа, он предложил использовать старую аппаратуру, оставшуюся от прежней установки «Пространственного луча», смонтированной Дядей Сэмом в 21-м году. Несложное устройство позволяло переместить любой объект, сделав его невидимым и неосязаемым для всех, не имеющих особого энергетического пропуска. Дом полярников он тоже присмотрел лично, рассудив, что Папанин и его товарищи без квартир не останутся. Перемещение четырехэтажного дома внутрь разрушенного заводского корпуса заняло, считая с монтажом аппаратуры, всего двое суток. Дом был нужен, там намечался сборный пункт для будущих эмигрантов.

Немного удивила реакция властей. Никто, похоже, ничего не сообразил, хотя в Столице – Бен знал это совершенно точно – подобная аппаратура имелась. Недаром в ее создании принимал участие загадочно исчезнувший ученик великого ученого Иннокентия Семирадского Александр Тернем. Очевидно, как и в случае с Тускулой, власти не делились подобной информацией даже с собственной полицией…

Через некоторое время гости стали расходиться. Бен уделил четверть часа беседе с хозяйкой дома, которая посвятила симпатичного иностранца в некоторые подробности столичной театральной жизни, и уже выжидал момент, чтобы на прощание переговорить с Бертяевым, когда из прихожей донесся звонок. Афанасий Михайлович, извинившись перед гостями, вышел, и через минуту в комнате появилась молодая темноволосая дама в мокром осеннем пальто. Хозяйка, всплеснув руками, бросилась к гостье, уговаривая раздеться и обсушиться, но та отрицательно закивала головой и что-то быстро сказала вошедшему за ней Бертяеву. Афанасий Михайлович кивнул, наскоро простился с гостями и открыл дверь своего кабинета.