Мне не стыдно быть патриотом

– Вот именно. Отрывки по телевидению. А показывать театр по телевизору невозможно: совсем другой вид искусства. Так вот: мы с Женей пошли смотреть эти самые отрывки, которые вы видели. Ведь сохранилось совсем немного. Я помнил, когда шел смотреть, что по впечатлениям людей, вкусу которых я абсолютно доверяю, тот спектакль был шоком. Он воспринимался как переворот. Но снова стоит вспомнить – в какое время он делался. Мы с Женей страшно удивились, когда увидели: Смоктуновский играл больного человека. Именно больного. Он при первой встрече с генералом, которого играл Стржельчик, берет орден-крест и теребит его, рассматривает. Но ведь Стржельчик-то больного не играл, генерал-то здоров! Ну представьте, приходит неизвестно кто и начинает ковыряться где-то у вас на груди. Вы же укажете ему на дверь, особенно, если вы царский генерал. И не от сострадания генерал Епанчин останавливает князя, знакомит его с женой. Он ведь реагирует на реплику Мышкина: «Это только кажется, что мы – разные люди». И у Куросавы, и у Пырьева, и в БДТ князь – абстрактное нечто, вокруг чего кипят страсти и развивается действие. Нам хотелось сказать, что книга-то называется «Идиот», а не «Вокруг идиота». Князь же намерен быть философом и учить людей, он же по каждому вопросу имеет мнение, причем страниц на двадцать. И он не убогий, он – идиот, в переводе с греческого – человек, живущий своей жизнью. Он идиот в полном соответствии с переводом этого слова, он иной, другой. Здесь мы стремились максимально следовать Достоевскому.

– Пока смотришь фильм, кажется – вы следуете не только духу Достоевского, но и «букве», то бишь тексту: ухо отдыхает благодаря хорошей русской речи XIX века. Если же заглянуть в книгу, легко обнаружишь стилизацию, правда, высокого качества.

– Речь героев сильно адаптирована, стилизована. Достоевский, простите, не Пушкин, у него очень своеобразный язык, с бесконечными вводными, придаточными предложениями, длинными периодами… Необходимы были сокращения, нужно было думать о стилистике. Слава богу, что в результате язык наших героев воспринимается как язык XIX века.

– В начале съемок Миронов даже сомневался, сможете ли вы, автор таких жестких фильмов, как «Собачье сердце» и, простите, что ставлю в один ряд, «Бандитский Петербург», снимать Достоевского и именно «Идиота». Дескать, Бортко слишком нормальный. Но, как выяснилось, не слишком?

– Спасибо. Сначала одно замечание: вы поставили в один ряд «Собачье сердце» и «Бандитский Петербург» совершенно правильно. Когда я прихожу на съемочную площадку, мне все равно что снимать. Важно, чтобы мне было интересно, и если я уже придумал свою историю, значит, я буду работать с ней добросовестно.

Теперь о нормальности и ненормальности. Нам очень хорошо работалось, мне фантастически повезло, что я имел дело с суперодаренным актером – Женей Мироновым. Актер может и должен привнести в фильм свое видение героя, его характера, при этом не расходясь в главном с режиссером. Иначе все бессмысленно. Так вот Женя делал не только то, что я просил, но и раздвигал рамки так, что я немел. Я практически обо всех артистах, с которыми работал в «Идиоте», могу сказать, что мне с ними повезло.

– И о Лидии Вележевой, игравшей Настасью Филипповну?

– Я не понимаю, почему на бедную Лиду так все нападают. Вот вы мне объясните, почему все кричат: ах, не та, ах не о том?!

– В Вележевой броская красота есть, а заявленной Достоевским инфернальности – нет. И подтекста в тексте нет, так, истерика вместо трагедии. А уж в сценах с Евгением Мироновым – просто зияющие пустоты вместо полутонов…

– Ну, знаете, каждый человек одарен по-разному. Есть разные степени – от гениальности до способности.

– И даже до заурядности…